Шизгара   ::   Солоух Сергей

Итак, сомнения напрасны, возмущение, третьего дня зафиксированное в здании железнодорожного вокзала,- натуральный продукт сердечного волнения, обиды на злую любовь, способную бросить в объятия этакого субчика в кедах на босу ногу и без царя в голове.

А была бы добра (любовь), ну, хотя бы благоволила хоть чуть-чуть, то чью надежную грудь должна была бы подставить измученному дитя? Ах, ну конечно же, бархатную, пахнущую camel'ом грудь заслуженного артиста Марийской АССР, уж восемь лет бессменно руководившего и направлявшего тех, кто шаг держал с песней.

Но, увы, существа противоположного пола не волновали воображение художественного руководителя, взгляд его за целый год ни разу не опустился ниже Мариного подбородка, масленые огоньки, согревавшие пугливого и юного клавишника, ни разу не зажглись от Мариных улыбок, это в лучшие-то времена, а теперь, Боже, разве могла жена, хоть и приятеля, но в последние годы поддающего без меры Сычикова рассчитывать на снисхождение и забвение, на прощение у опального баловня Москонцерта, лишенного подлейшим, прямо скажем, образом где-то между Читой и Улан-Удэ первого женского голоса.

М-да, взвесив, прикинув на глаз набор гирек "да" и "нет", приходится признать,- будущее Мары пока кажется неотделимым от безумца, звавшего в мейстерзингеры, менестрели, ваганты, в Анапу, на берег морской с его, несмотря на обилие солнца и фруктов, явственно ощущаемой непонятной тоской. О горе, горе неразделенное.

Короче, без дальнейших пояснений, пожалуй, ясно,- до посадки в поезд Тристан и Изольда не обменялись и десятком слов.