Шум и ярость   ::   Фолкнер Уильям

— Ладно, — говорю, — ладно. Пускай по-вашему. Но поскольку конторы у меня нет, то мне сейчас надо на службу, на ту, какая у меня есть. Так хотите, чтобы я поговорил с ней?

— Я боюсь, что ты погорячишься, — говорит матушка.

— Ладно, — говорю. — Тогда не буду.

— Но надо же что-то делать, — говорит матушка. — Ведь иначе люди будут думать, что я сама ей разрешаю прогуливать уроки и бегать по улицам или что я бессильна воспретить ей… О муж мой, муж мой, — говорит. — Как мог ты. Как мог ты покинуть меня в моих тяготах.

— Ну-ну, — говорю. — Вы этак совсем расхвораетесь. Вы либо на день ее тоже бы запирали, либо препоручили б ее мне и успокоились на том бы.

— Родная плоть и кровь моя, — говорит матушка и плачет.

— Ладно, — говорю. — Я займусь ею. Кончайте же плакать.

— Старайся не горячиться, — говорит она. — Не забывай, что она еще ребенок.

— Постараюсь, — говорю. Вышел и дверь затворил.

— Джейсон, — мамаша за дверью. Я не отвечаю. Ухожу коридором. — Джейсон, — из-за двери снова. Я сошел вниз по лестнице. В столовой никого, слышу — Квентина в кухне. Пристает к Дилси, чтобы та ей налила еще кофе. Я вошел к ним.

— Ты что, в этом наряде в школу думаешь? — спрашиваю. — Или у вас сегодня нет занятий?

— Ну, хоть полчашечки, Дилси, — Квентина свое. — Ну, пожалуйста.

— Не дам, — говорит Дилси, — и не подумаю. В семнадцать лет девочке больше чем чашку нельзя, да и что бы мис Кэлайн сказала.