Шум и ярость   ::   Фолкнер Уильям

Она прямо к столу отлетела. Настолько дряхлая, что еле на ногах стоит. Но это у нас так положено — надо же держать кого-то в кухне, чтоб дочиста выедал то, что молодые негры не умяли. Опять подковыляла, загораживает Квентину, за руки меня хватает.

— Нате, меня бейте, — говорит — если сердце не на месте, пока не ударили кого. Меня бейте.

— Думаешь, не ударю? — говорю.

— Я от вас любого неподобства ожидаю, — говорит.

Тут слышу: матушка на лестнице. Как же, усидит она, чтоб не вмешаться. Я выпустил руку Квентинину. Она к стенке отлетела, халатик запахивает.

— Ладно, — говорю. — Временно отложим. Но не думай, что тебе удастся надо мной взять волю. Я тебе не старая бабушка и тем более не полудохлая негритянка. Потаскушка ты сопливая, — говорю.

— Дилси, — говорит она. — Дилси, я хочу к маме.

Дилси подковыляла к ней.

— Не бойся, — говорит. — Он до тебя и пальцем не дотронется, покамест я здесь.

А матушка спускается по лестнице.

— Джейсон, — голос подает матушка. — Дилси.

— Не бойся, — говорит Дилси. — И дотронуться не пущу его. — И хотела погладить Квентину. А та — по руке ее.

— Уйди, чертова старуха, — говорит. И бегом к дверям.

— Дилси, — мамаша на лестнице зовет. Квентина мимо нее вверх взбегает. — Квентина, — матушка ей вслед. — Остановись, Квентина.

Та и ухом не ведет. Слышно — бежит уже наверху, потом по коридору. Потом дверь хлопнула.

Матушка постояла. Стала спускаться дальше.