Шум и ярость   ::   Фолкнер Уильям

— Не за что, — говорю. — На здоровье.

— Ну, как голова? — опрашивает матушка.

— Какая голова? — говорю.

— Я боялась, что у тебя начинается приступ мигрени, — говорит. — Когда ты днем приезжал.

— А-а, — говорю. — Нет, раздумала болеть. Не до головы мне было, дел было по горло в магазине.

— Потому-то ты и приехал позже обычного? — спрашивает матушка. Тут, замечаю, Квентина навострила уши. Наблюдаю за ней. По-прежнему ножом и вилкой действует, но глазами — шнырь на меня и тут же обратно в тарелку.

— Да нет, — говорю. — Я днем, часа в три, дал свою машину одному человеку, пришлось ждать, пока он вернется. — И ем себе дальше.

— А кто он такой? — спрашивает матушка.

— Да из этих артистов, — говорю. — Там муж его сестры, что ли, укатил за город со здешней одной, а он за ними вдогонку.

У Квентины нож и вилка замерли, но жует.

— Напрасно ты вот так даешь свою машину, — говорит матушка. — Слишком уж ты безотказный. Я сама только ведь в экстренных случаях беру ее у тебя.

— Я и то начал было подумывать, — говорю. — Но он вернулся, все в порядке. Нашел, говорит, что искал.

— А кто эта женщина? — спрашивает матушка.

— Я вам потом скажу, — говорю. — Эти вещи не для девичьего слуха.

Квентина перестала есть. Только воды отопьет и сидит, крошит печенье пальцами, уткнувшись в свою тарелку.

— Да уж, — говорит матушка.