Страница:
25 из 42
Для одних сидящих за столом – это песни их юности, для иных – даже детства. Они ворвались в их жизнь с востока тогда, в сорок пятом, они пришли на броне наших танков, они запомнились навек в хриплом исполнении ротных запевал.
Старик Коблер снова приносит сливовицу. Закуски никакой – не принято. Николай Иванович встает и провозглашает тост за хозяев, за нашу следующую встречу в Москве, за нашу дружбу. Старик Коблер снова приносит кофе.
Ко мне подходит плечистый лесничий Махалька, мы пытаемся объясниться, ничего не получается, пока не приходит на помощь Ян.
Махалька говорит о лесах, о резонансной древесине (хвойное дерево – ель? Кедр? Лиственница? Нет, нет, как это по-русски? Пихта? Во-во, пихта!). Он говорит о том, как он любит лес, нет, нет, Ян, он говорит это не потому, что выпил. Он говорит, что мечтает поехать в Сибирь, пожить там, посмотреть это чудо – сибирскую тайгу, но вряд ли пошлют в командировку, он думает дождаться, пока выйдет на пенсию, и тогда поехать на несколько лет. И я говорю о сибирской тайге, где я бывал в самой глуши, далеко от дорог, на вертолете спускался к кромке лесного пожара.
Старик Коблер приносит сливовицу – это от него, он сам желает угостить всех. Пьют за него, за его дочерей, я вижу, как он оживленно разговаривает с Николаем Ивановичем, и они ничего не понимают, но Ян уже спешит к ним. Занятые друг другом, сидят рядышком Врбецкие.
|< Пред. 23 24 25 26 27 След. >|