Шутка Приапа, или Обречение смолоду   ::   Широков Виктор Александрович

Владимир Михайлович, подобно набоковскому герою, посетившему однажды музей, тоже был готов рвать и выбрасывать (хотя он не был эмигрантом и перебежчиком) опасные бумаги, письмо от дочери из Парижа, которого не было (письма, а не Парижа), доллары, давно разрешенные к употреблению и к счастью не утратившие при проверке свой оптимистический цвет, иностранные сигареты, словом, всю псевдошпионскую чешую, которую необходимо сдирать и уничтожать на всякий пожарный, во-первых, не компрометируя литератора неумелыми занятиями бизнесом в постперестроечную мельцинскую эпоху; во-вторых, пребывание в одних трусах было почти идеальным состоянием для неурочного появления на малой родине, и хотя его ещё трясло от не совсем изжитых переживаний и заметных совпадений с уже указанным литературным двойником, держался он, пожалуй, молодцом.

7

Пора, давно пора вернуться на двадцать восемь лет назад, когда только завязывались начальные звенья обстоятельств и событий, определивших не только ход нашего романа, но и существенным образом повлиявших на жизнь бедного автора, сейчас беспомощно размышляющего над своей разбитой вдребезги судьбой.

Владимир Михайлович, как бегун на ещё первой трети марафонской дистанции, был двадцать восемь лет назад полон сил и энергии. Второе дыхание было ему пока ненадобно, он все успевал: сочинять стихи и учиться на врача, читать умные книги и любить смазливеньких глуповатых девиц, мечтать о великой судьбе и собирать по крохам книжное достояние.

Время летело с космической скоростью, угнаться за ним даже неукротимому жизнелюбу было невозможно да, наверное, и ненужно, но Гордин все равно старался семимильными шагами сократить расстояние до желанного успеха.