Бургомистр города Верне   ::   Сименон Жорж

Почему он не вошел совершенно естественно, как в прочие дни? И почему у него на секунду — нет, много меньше, чем на секунду, появилось ощущение, что сзади и слева от него в коридоре, на том месте, где накануне его ждал в темноте Жеф Клаас, кто-то стоит?

Он распахнул и захлопнул дверь, наклонился и поднес спичку к газовой печке, вспыхнувшей с привычным слабеньким взрывом. Потом воспользовался тем, что ему не нужно было набивать портсигар, и, встав перед печкой, повернулся к ней поясницей.

Он не сожалел, что отказал Клаасу. У него не было никаких причин давать тысячу или хотя бы сто франков своему служащему только оттого, что этот служащий сделал ребенка некоей девице.

Он не любил ни Жефа Клааса, ни кого бы то ни было.

Он был ничем никому не обязан, кроме самого себя, лютому что никто никогда ему не помог, не подарил ему ничего, даже маленькой радости.

И уж если говорить о его христианском долге, последний, бесспорно, состоял не в том, чтобы помогать любовникам совершать смертный грех, к тому же являющийся преступлением.

Появилась Мария и, ни слова не говоря, отворила дверь, что означало: еда подана. На столе уже стоял суп — в доме ели его дважды в день. Затем последовали «отлеты с брюссельской капустой.

Тереса брала еду, как делала вообще все — украдкой, робкими движениями, видя которые казалось, будто она ждет, что ее сейчас ударят.

А ведь Терлинк никогда ее не бил; в отличие от большинства мужей, он даже ни разу не повысил на нее голос.