JК
Симеон Гордый :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 57 из 757 — Бремя сие не легко и для меня, — домолвил Симеон тише, — но пременить батюшкову волю теперь нельзя! — Слово «теперь» он произнесс легким нажимом, а «батюшкову волю» было сказано для сестры.
— Ярославль… — начала было Маша.
— Ярославль — да! — прервал ее Симеон строго. — Торговый город! А вам самим выхода в срок не справить!
Сестра с тревожною неуверенностью переглянулась с мужем. Константин поднял обрезанный взор:
— А вам, значит, грабить Ростов мочно?
— Нас и проклянут! — мрачно отмолвил Симеон.
— Брат, — вдруг спросила сестра очень негромко, дабы не услыхали бояре в конце стола, — ты порешил взвалить на себя батюшкову ношу, да?
— Да.
— Не сломишь ся?
— Не ведаю, Маша. Это мой крест, подвиг и долг. — Он помолчал и присовокупил, опустив очи: — Передо всею землей!
«Земля» в лице избранных бояр своих сидела тут же, в одном застолье. И толковня на том конце стола продолжалась прежняя. А тут стало тихо. Константин в задумчивости катал хлебные шарики. (Перекупить ярлык? Не на что! Спорить о ярлыке перед ханом? Поддержать Костянтина Суздальского? Опасно. Костянтин Василич, того и гляди, учнет ратиться с Ордой! И Мария… как она…) Он уже уступал, отступал перед мрачной решимостью московского шурина. И Калита еще так недавно умер, еще и понять освобождающее значение смерти сей было немочно!
— Я верю тебе! — говорит Маша вполголоса вздрагивающим голосом. — В память нашу с тобой, в память отца… Пусть все по-прежнему! И поход новогородский, и ярлык… Токмо от лиходейных дел своих московитов ты нас опаси!
— Знаю.
— Ярославль… — начала было Маша.
— Ярославль — да! — прервал ее Симеон строго. — Торговый город! А вам самим выхода в срок не справить!
Сестра с тревожною неуверенностью переглянулась с мужем. Константин поднял обрезанный взор:
— А вам, значит, грабить Ростов мочно?
— Нас и проклянут! — мрачно отмолвил Симеон.
— Брат, — вдруг спросила сестра очень негромко, дабы не услыхали бояре в конце стола, — ты порешил взвалить на себя батюшкову ношу, да?
— Да.
— Не сломишь ся?
— Не ведаю, Маша. Это мой крест, подвиг и долг. — Он помолчал и присовокупил, опустив очи: — Передо всею землей!
«Земля» в лице избранных бояр своих сидела тут же, в одном застолье. И толковня на том конце стола продолжалась прежняя. А тут стало тихо. Константин в задумчивости катал хлебные шарики. (Перекупить ярлык? Не на что! Спорить о ярлыке перед ханом? Поддержать Костянтина Суздальского? Опасно. Костянтин Василич, того и гляди, учнет ратиться с Ордой! И Мария… как она…) Он уже уступал, отступал перед мрачной решимостью московского шурина. И Калита еще так недавно умер, еще и понять освобождающее значение смерти сей было немочно!
— Я верю тебе! — говорит Маша вполголоса вздрагивающим голосом. — В память нашу с тобой, в память отца… Пусть все по-прежнему! И поход новогородский, и ярлык… Токмо от лиходейных дел своих московитов ты нас опаси!
— Знаю.