Симеон Гордый   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

Не видел и того, как, тяжело спешившись у своей вежи, Константин Васильич, нагнув голову, ступил в тень шатра и на рвущийся с губ вопрос своего тысяцкого: «Ежели хан передаст стол Семену Иванычу?» — отмолвил глухо: «Уступим!»

— Безо спору?! — наливаясь тяжелой кровью, с обидою глядя в очи князю своему, произнес боярин.

— Безо спору! — подтвердил князь. — И полки на Новгород ты поведешь!

Сняв выходной летник, Костянтин с силой швырнул его в руки постельничего и в закипающие гневом глаза тысяцкого уронил тяжело и понуро:

— Чем спорить? Сколько мы заможем выставить полков, ежели восстанет пря? Все отступились уже, и Ростов, и Тверь! Один Василь Давыдыч, и то…

Боярин угрюмо промолчал. Князь, слив воду из рукомоя на руки и ополоснув лицо, разогнулся, помолчал и со вздохом присовокупил:

— То-то! Люди нужны! Надо заселять землю! Нижний Семен оставляет нам!

— Он сел в раскладной стулец, повторил: — Надо заселять землю.

Снова собирали вежи, снова ехали пыльной истоптанной степью и ждали, ждали, ждали, изнывая и томясь.

Приехали братья, Иван с Андреем. Семен встретил их почти не обрадовавши, так устал от ежедневной татарской волокиты. Из дому привезли письма. Настасья сообщала в грамотке о мастерах нарочитых, прибывших расписывать храмы, что уже и взялись за дело под ее доглядом: «Внизу, где пелена, великие круги пишут и наводят травами», — писала жена.