JК
Сказки для сумасшедших :: Галкина Наталья Всеволодовна
Страница: 240 из 240Овчарка вела себя неадекватно — и на чердаке, и в Молодежном зале— пятилась, рычала, шерсть на спине у нее вставала дыбом, дважды принималась она выть; почему-то овчарка не могла взять след, — видимо, след основательно затоптали.
— Ты мне верь, — сказал убедительно Комендант Покровскому. — Я тебе не вру. Ладно, иди погуляй.
И отпер входную дверь, впустив через час промерзшего Покровского обратно без всяких вопросов и замечаний, в угрюмом молчании.
Метель мела безудержно, зарядила на неделю кряду.
«Может, и могли бы мы стерпеть все, — думал Покровский, хмурясь от лепившего в глаза снега, идя вслепую, ложась на ветер, — и жизнь, и любовь, и смерть, и всю бестолковщину бытия, а несправедливость? и ее тоже, будь небо почаще светлым, как тогда, над ледяным подвесным мостиком; неуютный город, неуютная страна, прорва хаоса, окно в прорву вместо небес лазурных, всегда снег в лицо, при чем тут снег, а как же эскимосы, лапландцы, финны, чукчи? даже им легче, У нас и вьюга злее, о Боже, Боже...»
Снег перестал мгновенно, оборвал падение.
И в полураспаде задохлого петербургского утра, в ореоле мертвенных фонарей засветился мерцающей зеленцой фасад дома напротив, столетней городской фосфоресцирующей гнилушки, и замигало непонятным кодом многоглазие разноцветных окошечек: то лимонная занавеска, то красный фонарь, то вечная зеленая лампа..
1994—1995
— Ты мне верь, — сказал убедительно Комендант Покровскому. — Я тебе не вру. Ладно, иди погуляй.
И отпер входную дверь, впустив через час промерзшего Покровского обратно без всяких вопросов и замечаний, в угрюмом молчании.
Метель мела безудержно, зарядила на неделю кряду.
«Может, и могли бы мы стерпеть все, — думал Покровский, хмурясь от лепившего в глаза снега, идя вслепую, ложась на ветер, — и жизнь, и любовь, и смерть, и всю бестолковщину бытия, а несправедливость? и ее тоже, будь небо почаще светлым, как тогда, над ледяным подвесным мостиком; неуютный город, неуютная страна, прорва хаоса, окно в прорву вместо небес лазурных, всегда снег в лицо, при чем тут снег, а как же эскимосы, лапландцы, финны, чукчи? даже им легче, У нас и вьюга злее, о Боже, Боже...»
Снег перестал мгновенно, оборвал падение.
И в полураспаде задохлого петербургского утра, в ореоле мертвенных фонарей засветился мерцающей зеленцой фасад дома напротив, столетней городской фосфоресцирующей гнилушки, и замигало непонятным кодом многоглазие разноцветных окошечек: то лимонная занавеска, то красный фонарь, то вечная зеленая лампа..
1994—1995