Страница:
101 из 175
Рыжий, плавно разводя короткими руками, горячо доказывал:
— Когда их укрощают власти — левые кричат о жестокостях и зверстве, значит — нужно найти способ, чтобы они сами себя укротили, — так?
Пароход качнуло, полная дама испуганно схватилась за стол, задребезжала посуда, дама постарше, положив руку на плечо толстяка, строго спросила:
— Это что такое?
— Мы поворачиваем…
Всё выше и отчетливее поднимаются из воды берега — холмы и горы, окутанные мглой, покрытые садами. Сизые камни смотрят из виноградников, в густых облаках зелени прячутся белые дома, сверкают на солнце стекла окон, и уже заметны глазу яркие пятна; на самом берегу приютился среди скал маленький дом, фасад его обращен к морю и весь завешен тяжелою массою ярко-лиловых цветов, а выше, с камней террасы, густыми ручьями льется красная герань. Краски веселы, берег кажется ласковым и гостеприимным, мягкие очертания гор зовут к себе, в тень садов.
— Как тут тесно всё, — вздохнув, сказал толстый; старшая дама непримиримо посмотрела на него, потом — в лорнет — на берег и плотно поджала тонкие губы, вздернув голову вверх.
На палубе уже много смуглых людей в легких костюмах, они шумно беседуют, русские дамы смотрят на них пренебрежительно, точно королевы на подданных.
— Как они машут руками, — говорит молодая; толстяк, отдуваясь, поясняет:
— Это уж свойство языка, он — беден и требует жестов…
— Боже мой! Боже мой! — глубоко вздыхает старшая, потом, подумав, спрашивает:
— Что, в Генуе тоже много музеев?
— Кажется, только три, — ответил ей толстый.
— И это кладбище? — спросила молодая. — Кампо Санто. И церкви, конечно.
— А извозчики — скверные, как в Неаполе?
Рыжий и бакенбардист встали, отошли к борту и там озабоченно беседуют, перебивая друг друга.
|< Пред. 99 100 101 102 103 След. >|