Скитальцы, книга вторая   ::   Личутин Владимир Владимирович

Яков посерел, внезапные слова подсекли, не сразу нашелся с ответом:

– Помучаю ишо, помучаю. Я из тебя жилы вытягну, на кулак намотаю.

– И неуж Христа не боисся?

– Боюся… Но Господь меня простит. Ты изменщица…

Разговор случился вечером, уж под самую Пасху. И света не запалили, а от лунного огарыша сквозь косящатые оконца разбавляло темень. Тайка лежала на кровати, Яков мостился на печи, и сверху лицо жены казалось русалочьим, голубым. Тяжело, угрозливо бормотал Яшка, но самому себе слова эти казались чужими, легкими, сказанными лишь для испуга, ибо засветилась перед взором иная, добрая жизнь, которой вдруг поверилось. И в Тайкиной душе на мгновенье прояснилась хмара, и она призналась:

– Ой, не могу боле жить, Яша. Сидит заноза в сердце. Яша-а… – вскричала, взвыла по-звериному. – Не могу, заноза в сердце. Заноза, вытащи мне.

Яков вздрогнул, волосы на голове поднялись, слова не говоря, спустился с печи, подсел в изножье. И за многие дни впервые сказал те слова, что многие годы носил в себе:

– Ну что ты, Тасенька. Любимая ты моя, ласточка!

– Яша-а… Заноза в сердце.

Тайка вдруг рванула сорочку, схватила груди и давай кромсать их неистовостью безумного человека.

– Иди ко мне, – вдруг позвала Тайка горячечно, едва ли что соображая. – Вынь занозу.

И она отдалась с таким желанием, с такой судорогой и смертельной мукой, что Яков без страха не мог в те минуты смотреть на ее искаженное страданием лицо, разверстый черный рот – и закрыл глаза.