Скитальцы, книга вторая   ::   Личутин Владимир Владимирович

Правда, и сама не первых соков, не цветочек аленький, ужстарая дева, можно сказать, и не было в Дорогой Горе парня, который бы загляделся на девицу. На ней, скажут, черт горох молотил: вот и все разговоры. Где уж там до сватов. Некрасовитая была Евстолья, не зоревая, росою не мывалася на веку, по Рождество не гадывала, на Покров снежок не полола и в зеркало не глядывалась. Да и когда глядеться было, коли хозяйства – воротить не выворотить: с чугунами да ухватами наломаешься, около скотины убьешься, на поле пуп сронишь, на сеноставе жилы вытянешь. Старшей дочери в семье – не рай, орехами на закормят, конфетами не усластят, да ежели обличьем не писаная.

Это нынче поняла, не старый был Калина, а седатый, телом будто невидный, но жиловатый: шея, как кочедык березовый, твердая, на излом не шла и гнуться шибко не любила. Как за каменной стеной была за мужем-то, такому затулью-завитерью любая баба позавидует. Не сглазил ли кто? Не наложили ли прикос дурной? Мало ли завистливых людишек на миру, коим чужое счастье, что рыбья кость в горле. Вроде и самим от чужого горя не особый прибыток, но так и норовят пакость устроить, ибо от посторонней радости завидное сердце чернеет, сажей исходит. Не случайно говорится: нет хуже зависти, завистливый да жадный у черта в помощниках.

А он, Каменушка, взял да и пал на каменном острову: не навестить его, не приветить и могилку не обиходить. Вот когда поняла Евстолья: маленькая рыбка лучше кислых штей.