JК
Сладостно и почетно :: Слепухин Юрий Григорьевич
Страница: 646 из 647Ему помогли оттащить доктора в развалины, но тот действительно был уже мертв, он умер сразу — вся очередь попала прямо в него.
Людмила чувствовала, что теряет всякое ощущение реальности происходящего — так быстро все это случилось, такой чудовищно нелепой оказалась смерть человека, годами рисковавшего жизнью на каждом шагу. Только что — не прошло ведь и пяти минут! — он с нею разговаривал, не вздумайте высовываться, сказал он, это опасно, а мы сейчас вернемся…
Она сидела здесь на развалинах, в этой каменной пустыне, где сам воздух был отравлен смертью, гниением, распадом всего сущего, — сидела совершенно одна, не ощущая уже ничего, кроме безмерной усталости. Каким праздником представлялся нам когда-то конец войны, подумала она опять, какими мы были наивными, как плохо мы ее знали — страшную цену мира…
Ее привел в себя дробный перестук еще одной очереди, она подняла голову — равнодушно, без страха, без любопытства. Стреляли, вероятно, опять те самые эсэсовцы, что убили доктора Фетшера. И в ту же секунду воздух оглушительно рвануло сдвоенным громовым ударом, что-то обрушилось, обвалом посыпались обломки. Слева — в той стороне, откуда только что стреляли из пулемета, — рассеивался дым, медленно оседала бурая кирпичная пыль. Из-за поворота улицы медленно выдвинулся танк, замер, рывком крутнувшись на месте, и, словно принюхиваясь, повел вбок длинным стволом пушки.
Один из тех, кто были с доктором, вскарабкался на гребень завала, размахивая тростью с привязанной салфеткой.
Людмила чувствовала, что теряет всякое ощущение реальности происходящего — так быстро все это случилось, такой чудовищно нелепой оказалась смерть человека, годами рисковавшего жизнью на каждом шагу. Только что — не прошло ведь и пяти минут! — он с нею разговаривал, не вздумайте высовываться, сказал он, это опасно, а мы сейчас вернемся…
Она сидела здесь на развалинах, в этой каменной пустыне, где сам воздух был отравлен смертью, гниением, распадом всего сущего, — сидела совершенно одна, не ощущая уже ничего, кроме безмерной усталости. Каким праздником представлялся нам когда-то конец войны, подумала она опять, какими мы были наивными, как плохо мы ее знали — страшную цену мира…
Ее привел в себя дробный перестук еще одной очереди, она подняла голову — равнодушно, без страха, без любопытства. Стреляли, вероятно, опять те самые эсэсовцы, что убили доктора Фетшера. И в ту же секунду воздух оглушительно рвануло сдвоенным громовым ударом, что-то обрушилось, обвалом посыпались обломки. Слева — в той стороне, откуда только что стреляли из пулемета, — рассеивался дым, медленно оседала бурая кирпичная пыль. Из-за поворота улицы медленно выдвинулся танк, замер, рывком крутнувшись на месте, и, словно принюхиваясь, повел вбок длинным стволом пушки.
Один из тех, кто были с доктором, вскарабкался на гребень завала, размахивая тростью с привязанной салфеткой.