JК
Великий лес (журнальный вариант) :: Ненацки Збигнев
Страница: 309 из 373Зачем она вам? Для упряжки не годится, только под седло.
– Это для Вероники, – объяснил Хорст.
– Если бросишь мужика, то хорошо и на коне поскакать, – засмеялся Тархоньски. И добавил:
– Вы не жалеете о Кулеше?
– Нет.
– Но ведь вам не хватает мужчины?
– Не хватает, – подтвердила Вероника.
– Понимаю, – согласился Тархоньски. – Кулеша мне никогда не казался настоящим мужчиной. Ему нужны были приятели, чтобы добраться до своей собственной жены.
Вероника стиснула губы. Не было еще вечера, чтобы она не вспомнила той минуты, когда у Кулеши пили водку Тархоньски, Будрыс, Вздренга и Марын. Тархоньски ее держал, Будрыс раздвинул бедра. Сейчас она стояла возле печи и с расстояния в несколько шагов смотрела на лицо Тархоньского, на его очки и большую шапку волос. Моментами эго лицо словно разрасталось и закрывало от нее весь мир – наверное, от той ненависти, которую он разбудил в ней одним своим появлением в их доме. Она не показала этого, потому что дело шло о кобыле Марына, о его седле, его хлысте. Других вещей Марына не нашли, потому что все фотографии она заранее спрягала в своей комнате. Часто рассматривала их – окровавленные, израненные лица. Но на этих фотографиях ей не хватало физиономии Тархоньского. Сейчас она видела ее перед собой, распухшую от водки, с блестящими глазами, самодовольную.
– Раз седло, кобылу и хлыст вам велели продать, значит, что охотинспектор никогда сюда не вернется, – осторожно начал Собота.
– Наверняка.
– Это для Вероники, – объяснил Хорст.
– Если бросишь мужика, то хорошо и на коне поскакать, – засмеялся Тархоньски. И добавил:
– Вы не жалеете о Кулеше?
– Нет.
– Но ведь вам не хватает мужчины?
– Не хватает, – подтвердила Вероника.
– Понимаю, – согласился Тархоньски. – Кулеша мне никогда не казался настоящим мужчиной. Ему нужны были приятели, чтобы добраться до своей собственной жены.
Вероника стиснула губы. Не было еще вечера, чтобы она не вспомнила той минуты, когда у Кулеши пили водку Тархоньски, Будрыс, Вздренга и Марын. Тархоньски ее держал, Будрыс раздвинул бедра. Сейчас она стояла возле печи и с расстояния в несколько шагов смотрела на лицо Тархоньского, на его очки и большую шапку волос. Моментами эго лицо словно разрасталось и закрывало от нее весь мир – наверное, от той ненависти, которую он разбудил в ней одним своим появлением в их доме. Она не показала этого, потому что дело шло о кобыле Марына, о его седле, его хлысте. Других вещей Марына не нашли, потому что все фотографии она заранее спрягала в своей комнате. Часто рассматривала их – окровавленные, израненные лица. Но на этих фотографиях ей не хватало физиономии Тархоньского. Сейчас она видела ее перед собой, распухшую от водки, с блестящими глазами, самодовольную.
– Раз седло, кобылу и хлыст вам велели продать, значит, что охотинспектор никогда сюда не вернется, – осторожно начал Собота.
– Наверняка.