Страница:
17 из 25
Пучки ее были развешаны повсюду, свет лампочки с трудом пробивался сквозь топорщившиеся со стены стебли.
За сенями была комната, разделенная на две половины широкой русской печью и тонкой, должно быть фанерной, перегородкой. В первой половине стоял темный, грубой работы стол, две скамьи, у печи - немудреная утварь. На оконце ситцевая занавеска.
- Пальтушку-то сыми и ступай в светелку,- сказала старуха.- А я покуда здесь управлюсь.
- Как звать-то вас, бабуль? - спросил Акулов, стаскивая плащ.
Ботинки он тоже снял по северному обычаю. Пол был вымыт до желтизны, половичок из разноцветных лоскутьев свежепростиран. В чем-чем, а в чистоте Акулов понимал: корабельная закваска.
- Чо те? - не поняла старуха.
- Кличут вас как?
- А-а, Марией... Кондратьевной. Ботинки ты зазря снял, пол у нас холодный. Дует.
- Ничего, я привычный.
Во второй половине избы, или светелке, как назвала ее старуха, прижились не менее древние вещи: железная кровать с горкой подушек под кисейным покрывалом, над кроватью - лубочный коврик: замок, гуси-лебеди на озере ядовитой расцветки - продукция какого-то горе-кустаря; часы-ходики с гирькой в виде еловой шишки; в углу - диван, вернее, его подобие, весь как в пене, в салфеточках, кружевных рюшечках. Единственной, пожалуй, вещью, принадлежавшей двадцатому веку, был телевизор старой марки.
Акулов опасливо покосился на диван, сомневаясь в его прочности, но все же рискнул и тяжело опустился, подминая под себя все это кружевное великолепие.
|< Пред. 15 16 17 18 19 След. >|