- Если бы вы, господин Ланде, поставили свой отъезд по делу, интерес свой важнее того, что человек к вам со всею душою пришел, я просто, может, плюнул бы на вас и сказал: "Дрянь человечишко, такой, как и все, дрянь!" А то нет... Увидел я, что вы просто меня не понимаете, не видите моей муки...
Ланде мучительно сжал пальцы.
- Ведь это может со всяким человеком случиться! Ведь бывает такое состояние, точно душа в нем спит... Вот и я спал тогда. А вы... отчего вы не разбудили, не растолкали?
Опять Ткачев также медленно и зло усмехнулся.
- А я подумал так, господин Ланде... - Его глухой голос зазвучал торжественностью, долгожданной, из души выболевшей исповедью. - Ведь вот, человек - самый лучший, другого такого, может, во всю жизнь не встретишь, а достучаться в душу и к нему трудно...
- Не всегда же, Ткачев...
- Ну, не всегда... Так ведь это же - во-о-н какой человек! А вот и его иной раз толкать нужно, чтобы он чужою болью поболел!.. А что ж тогда другие-то?.. Ведь, пожалуй, и не растолкаешь... а, как вы думаете? - с насмешкой спросил Ткачев.
- Не может быть! Надо толкать... можно!
- Да ведь этак всякого человека расталкивать и сил не хватит... А жить же когда? А?..
Ткачев торжествующе замолчал. Ланде светло улыбнулся и тихо заговорил: