Смерть Петра Первого   ::   Десятсков Станислав Германович

— Умер, умер, антихрист! — Осип самодовольно рассмеялся, снял с головы монашескую скуфейку, процедил сквозь гнилые зубы: — Садись, племяш, радость-то какая, пить будем!

За столом похохатывал:

— Антихирст, анчутка, окачурился! А у барыни характер бараний. Сломим. И расцветет христианская церковь, как при блаженной памяти царе Алексее Михайловиче Тишайшем!

Налил чарку водки, крякнул и зашептал, страшно закатывая глаза, пророчествуя. Тени от его рук заплясали на стене, обитой холстом, диковинный танец, сурово смотрели из углов иконные лики — казалось, что запела жалобную песню сама византийская Русь!

Из-за страшных дядюшкиных слов Роман даже не услышал шума во дворе. Двери распахнулись, и на пороге выросло некое снежное привидение. Дядюшка и племянник обмерли. А привидение уже надвигалось, расставив руки, дабы обнять:

— Братец!

Когда Никита, после баньки чистый, разморенный, но какой-то скучный, сел за стол, дядюшка принялся осторожно расспрашивать петербургского племянника про последние столичные новости. Но Никита не благодушествовал. Отвечал по-петербургски нехотя, сквозь зубы, без всякого почтения к сединам. «Ах, молодежь! Мололежь!» — Дядюшка все больше мрачнел. А петербургский племянник — не то, что добродушный Роман, младший братец, — говорит зло, быстро, не лукавя, по-старомосковски.

— Что будет? Не житие святых. Будет отныне вольготное дворянское царство! — Никите вспомнились разгоряченные вином и водкой лица гвардейских караульных, расставленных по всей столице, как в осажденном городе.