Смятение   ::   Брыль Янка

12

Чесе и после этого не стало легче. В "мамусе" разбушевался старый, придавленный годами горького молчания панский бес. Она трещала как сорока, старая, с издерганными нервами, извергала на голову этого разбойника, хама и кровососа и панские и хамские проклятья, к которым она, кстати, привыкла еще при своем пане Яне. Заодно с Мукосеем досталось и всем его поганым соотечественникам, всему безбожному большевистскому миру.

А дочь, связанная по рукам своей тайной, могла только успокаивать старуху, уговаривать пойти отдохнуть.

- Я сама все сделаю, - говорила она, как ребенку. - Я, мамуся, сама все улажу. А ты иди, успокойся, поспи...

Когда они обе вышли в дальнюю комнату, Леня вскочил и стал, как по тревоге, одеваться.

Вернувшись, она остановилась в проеме двери.

- Как это все неприятно!..

Он только дышит тяжело, не глядя, уже одетый.

- Еще не очень поздно...

Не отвечает.

- Неужели мы так и расстанемся? Да, впрочем, чего ждать...

Это подействовало. Он подошел к окну и стал закуривать.

- Может, мою? Хорошие.

- Благодарю. Вчера совсем бросать думал...

Вырвалось само собой, после того как он, с жадностью и с наслаждением затянувшись, дохнул горячим дымом в окно, навстречу прохладной свежести.

Слова были не только неуместные, но и ненужно, неожиданно мягкие.

Они, видно, и подбодрили ее.