Смутная пора   ::   Задонский Николай Алексеевич

Однако подьячийпривык больше радеть о себе, чем о делах государевых, для него не было никакой выгоды ссориться с таким человеком, как Мазепа.

Явившись к гетману, он показал ему письмо и спросил: «Как он, гетман Иван Степанович, рассуждает? В польской ли стороне письмо писано или кем-нибудь из врагов его?»

Гетман, пожав плечами, ответил:

– Не могу я малым умом моим понять, от кого бы именно произошел сей лукавый, плевельный и злоумышленный поклеп…

Подьячий незаметно улыбнулся, кашлянул в кулак и смиренно, сделав вид, что не расслышал, переспросил:

– Как ты, Иван Степанович, сказал? А? Поклеп, что ли?

Мазепа подьячему не ответил, взглянул на образ богородицы, возвел к нему руки, прослезился:

– Ты, пресвятая богородица, надежда моя, зришь убогую и грешную душу, как денно и нощно имею я попечение, чтобы государям до кончины живота своего служить. А враги мои не спят – ищут, чем бы меня погубить…

Подьячий опять тихо кашлянул, сочувственно закивал плешивой головой:

– Истину глаголешь, Иван Степанович. Не спят враги твои, ох, не спят. Вот и ныне от многих слышал, будто впрямь ты с турками и с Васькой Голицыным большую дружбу имел…

– Все напраслина и ложь мерзкая, – гневно сверкнув глазами, возразил гетман. – Я никакой утайки от государя не делал… Бог мою душу видит!

– Видит, милостивец, бог-то все видит, да людишки пакостные инако мнят.