Страница:
405 из 411
Следить за всеми этими калейдоскопическими превращениями больно до нестерпимости, а закроешь глаза, все ещё пестрее и ещё хуже режет.
«Фу ты, что это такое!» — подумал себе дьякон и, проведя рукой по лицу, заметил, что ладонь его, двигаясь по коже лица, шуршит и цепляется, будто сукно по фланели. Вот минута забвения, в крови быстро прожгла огневая струя и, стукнув в темя, отуманила память. Дьякон позабыл, зачем он здесь и зачем тут этот Данилка стоит общипанным цыплёнком и беззаботно рассказывает, как он пугал людей, как он щечился [222] от них всякою всячиной и как, наконец, нежданно-негаданно попался отцу дьякону.
— Ну, а расскажи же, — спрашивает его опять Захария, — расскажи, братец, как ты это у отца протоиерея вверх ногами по потолку ходил?
— Просто, батюшка, — отвечал Данилка, — я снял сапоги, вздел их голенищами на палочку, да и клал по потолку следочки.
— Ну, отпустите же его теперь, довольно вам его мучить, — неожиданно отозвался, моргая глазами, Ахилла.
На него оглянулись с изумлением.
— Что вы это говорите? как можно отпустить святотатца? — остановил его Грацианский.
— Ну, какой там ещё святотатец? Это он с голоду. Ей-богу отпустите! Пусть он домой идёт.
Грацианский, не оборачиваясь к Ахилле, заметил, что его заступничество неуместно.
— Отчего же… за бедного человека, который с голоду… апостолы класы восторгали…
— Да что вы это? — строго повернулся протопоп.
|< Пред. 403 404 405 406 407 След. >|