Содом и Гоморра   ::   Пруст Марсель

Это бесконечное тявканье прерывалось благожелательными наставлениями или же вопросами, ответы на которые де Шарлю не слушал и которые он задавал сдержанно приветливым, деланно-равнодушным тоном: «Смотрите, как бы малышка не простудилась, – в саду всегда сыровато. Добрый вечер, господин де Брант! [42] Добрый вечер, госпожа де Мекленбург! [43] Барышня приехала? В своем чудесном розовом платье? Добрый вечер, Сен-Жеран!» Разумеется, в позе де Шарлю была горделивость; он знал, что он – один из Германтов и что на этом празднестве ему отведено исключительно почетное место. Но не одна горделивость – самое слово «празднество» вызывало у человека эстетически развитого ощущение пышности, дразнило любопытство, как будто это празднество устраивали не люди из высшего круга, а словно оно происходило на картине Карпаччо или Веронезе. [44] А еще вероятнее, германскому принцу, каковым был де Шарлю, представлялось празднество из «Тангейзера», [45] сам же себе он казался маркграфом, который у входа в Вартбургскнй замок для каждого из гостей находит доброе слово, между тем как их поток, вливающийся в замок или в парк, приветствует долгая, то и дело начинающаяся сызнова фраза из знаменитого марша.

Пора было, однако, сделать решительный шаг. Я видел под деревьями женщин, с которыми меня связывало более или менее близкое знакомство, но сейчас они казались мне совсем другими, потому что они были у принцессы, а не у ее родственницы и потому, что мы сидели не перед тарелками саксонского фарфора, а под ветвями каштанов.