Спектакль в селе Огрызове   ::   Шишков Вячеслав Яковлевич

В публике смех, возгласы:

— Пошто попадье ноги обрубили?

— А ну-ка, бабушка, спляши!

— Эй, полтора попа!!

Изрядно наспиртовавшийся Федотыч едва залез в будку, но суфлировал на удивленье ясно и отчётливо: вся публика, даже та, что в коридоре, имела удовольствие слушать зараз две пьесы — одну из будки, другую от действующих лиц.

Жировушка Федотыча — в черепке бараний жир с паклей — чадила ему в самый нос.

Действие на сцене как по маслу. Буржуя-жениха прогнали, в доме водворился коммунист. Аннушка родила ребёнка, который лежит в люльке и плачет. Люльку качает поп (кузнец Филат).

Он говорит:

— Это ребёнок коммунистический, — и поёт басом колыбельную:

Баю-баюшки-баю,

Коммунистов признаю…

Ты лежи, лежи, лежи

И ногами не дрожи…

— Достукалась, притащила ребёночка, — злобствует попадья. — А коммунистишку-то твоего опять на войну гонят…

— О, горе мне, горе!.. — восклицает Аннушка и подсаживается к люльке, чтобы произнести над ребёнком монолог. Она влипла глазами в будку, там чернохвостый огонёк дымит, а Федотыч — что за диво — наморщил нос и весь оскалился.

— О, горе мне, горе!.. Сиротинушка моя!..

Вдруг в будке захрипело, зафыркало и на весь зал раздалось: — Чччих! — а огонёк погас.

Федотыч опять захрипел, опять чихнул и крикнул:

— Эй, Пашка! Дайте-ка скорей огонька… У меня жирову… А-п чих!.. жировушка погасла.

За сценой беготня, шёпот, перебранка: все спички вышли, зажигалка не работает.

— О, горе мне, горе!.. — безнадёжно стонет Аннушка.