JК
Спокойствие не восстановлено :: Куликов Геомар Георгиевич
Страница: 3 из 209А коли в его руки попадала скрипка, сработанная хоть тут женедалече — на Мясницкой, то аттестовал ее не иначе, как изделие знаменитых итальянцев Амати.
Сухаревские шутники разыгрывали иной раз для свежего человека или просто для собственного удовольствия маленький спектакль. Взявши из рук Матьки плохонькую, неумелой работы скрипку, вместо благородного лака покрытую охрой или суриком, оглядевши ее со всех сторон и извлекши смычком несколько душераздирающих звуков, кто-нибудь глубокомысленно рёк:
— Тут, Матя, ты, пожалуй, промахнулся. Изменил тебе верный глаз. Это не иначе, как сам Страдивариус!
На что Матя твердо отвечал:
— Нет, сударик мой. Лишнего не хочу. Произведен к жизни сей инструмент, может, и в совершенную его пору, но по-ихнему Николо, а по-нашему Николаем Амати, из итальянского города Кремоны.
И никакими силами невозможно было сбить его с издавна и прочно занятой позиции.
Стойкой приверженностью к фамилии Амати долговязый человек в неизменной — зимой и летом — зеленой фуражке, со следами споротой кокарды, и был обязан своим прозвищем, коим, кстати сказать, словно бы и гордился, будто оно впрямь как-то роднило его с прославленными итальянцами.
У Яковлевых, музыкальных мастеров, обитавших в одном из переулков близ Сухаревой башни, Матя хоть и был частым гостем, однако не пользовался почетом.
— Свистун, — говорил дед Семен, — шаромыжник.
Сухаревские шутники разыгрывали иной раз для свежего человека или просто для собственного удовольствия маленький спектакль. Взявши из рук Матьки плохонькую, неумелой работы скрипку, вместо благородного лака покрытую охрой или суриком, оглядевши ее со всех сторон и извлекши смычком несколько душераздирающих звуков, кто-нибудь глубокомысленно рёк:
— Тут, Матя, ты, пожалуй, промахнулся. Изменил тебе верный глаз. Это не иначе, как сам Страдивариус!
На что Матя твердо отвечал:
— Нет, сударик мой. Лишнего не хочу. Произведен к жизни сей инструмент, может, и в совершенную его пору, но по-ихнему Николо, а по-нашему Николаем Амати, из итальянского города Кремоны.
И никакими силами невозможно было сбить его с издавна и прочно занятой позиции.
Стойкой приверженностью к фамилии Амати долговязый человек в неизменной — зимой и летом — зеленой фуражке, со следами споротой кокарды, и был обязан своим прозвищем, коим, кстати сказать, словно бы и гордился, будто оно впрямь как-то роднило его с прославленными итальянцами.
У Яковлевых, музыкальных мастеров, обитавших в одном из переулков близ Сухаревой башни, Матя хоть и был частым гостем, однако не пользовался почетом.
— Свистун, — говорил дед Семен, — шаромыжник.