Старики   ::   Фолкнер Уильям

Маккаслин взглянул, спросил:

- А того большого так никто и не видал?

- По-моему, Буну примерещилось, - сказал Уолтер. - Наткнулся, должно быть, на чью-то корову в кустах.

Бун заругался, стал крыть все на свете, начав с Уолтера и Сэма - не послушались, не набросили собак - и кончив самим оленем.

- Не беда, - сказал майор де Спейн. - Следующей осенью добудем. А теперь пора нам трогаться.

В двух милях от города Уолтер сошел у своего двора, и было уже за полночь; завезли еще генерала Компсона домой и поехали к де Спейну доночевывать, чтоб уж утром покрыть оставшиеся до маккаслинской плантации семнадцать миль. Было холодно, небо очистилось, к утру ожидался мороз, да и сейчас уже земля застыла под копытами, колесами, под их шагами, когда шли двором в дом - теплый, темный. Поднялись ощупью по лестнице, де Спейн нашарил свечку, зажег; потом чужая комната, широкая, недристая кровать, до озноба холодные простыни, но вот нагрелись - и Айк вдруг стал рассказывать Маккаслину, что было на лазу, и тот молча выслушал его.

- Но ты ж не веришь, - сказал Айк. - Я знаю, не веришь...

- Отчего же, - возразил Маккаслин. - Если вспомнить про все бывшее, жившее здесь. Про всю горячую, сильную кровь, что знала жизнь и радость, прежде чем впитаться в эту землю. И горе знала, конечно, и муки, но они окупаются, даже с избытком, и ведь, в конце концов, ты не обязан длить то, что считаешь мукой; ты всегда волен положить ему конец. И ведь даже мучиться и горевать лучше, чем вовсе не быть; одно только бесчестье горше смерти.