Старый да малый   ::   Астафьев Виктор

Ночью на печи шуршат тараканы, за окном, в трубе ветер воет, и слышатся нерусские крики, хрип автомобильных гудков. Изредка хлопают, как деревья в мороз, выстрелы, да воют одичавшие собаки.

Бабка в бессонные ночи творила молитву на новый лад:

— Чтоб вам, смердящим мокрицам, ни дна ни покрышки! Чтоб вы, нехристи, околели все до единого!..

Напрасно бабка проявила находчивость и сказала насчет тифа — накликала беду, старая. Донесли, видно, те трое куда следует, и вот в избе появился немец с повязкой на рукаве, с чистенькими нашивками на воротнике мундира. За ним солдат с канистрой, наполненной керосином. Тот, что с повязкой на рукаве, был низенький, юркий. На щеках и на подбородке у него выводки бородавок, а в ушах рыжие волосы. Он деловито просеменил по избе, заглянул в горницу, затем ткнул пальцем в сторону Меланьи Тимофеевны, требуя внимания. Бабка свесила босые ноги с печки и подозрительно уставилась на чужеземца. А он весело и по-русски выкрикнул:

— Тиф! Будем сжигать.

Бабка смекнула — неладно дело. Однако никакого страха не выказала, а только насупилась:

— Сам тиф всемирнай! Кто ты — лекарь или кто?

— Я есгь доктор! — не без гордости отрекомендовался пришлый. — Доктор Кушке.

— Коновал ты, а не доктор, коли простуду от тифа отличить не умеешь, — буркнула бабка.

Не понравились Кушке такие слова, и он замахнулся на бабку. Она смерила его презрительным взглядом с высоты печки и выкрикнула:

— Но-но, не больно рукам волю давай, а то я возьму рогач да рогачом-то по башке и налажу.