JК
Статьи и рассказы :: Деген Ион
Страница: 607 из 617На партийных собраниях, сидя рядом, мы в страхе ожидали, когда карающий меч родного государства обрушится на наши глупые головы. Только евреи, жившие в самой демократической стране в ту пору прекрасную, в какой-то мере могут представить себе меру нашего страха.
Шли годы. Необходимость обратиться к нам с предложением выполнить интернациональный порыв не возникала. Мы решили, что о нашей глупости забыли. И, слава Богу. В Московском институте тропической медицины Мотя с блеском защитил кандидатскую диссертацию. Ученый совет не сомневался в том, что диссертация достойна степени доктора медицинских наук. Но у нее был существенный дефект – автор еврей. Я обрадовался, увидев Таню и Мотю Тверских на защите моей докторской диссертации в хирургическом ученом совете Второго Московского медицинского института. Вскоре Тверские уехали в Израиль. Нашу семью в Совдепии все еще удерживали путы, хотя все помыслы сына и мои были связаны с Израилем. В течение почти трех лет мы получали подробные информативные письма, написанные мотиным четким, не врачебным бисером.
Яркий апрель 1977 года. Троллейбус остановился возле гостиницы "Киев", чуть больше ста метров до нашего дома. Я вышел и наткнулся на своего личного "ангела" из КГБ… Этакий плакатный майор из взрослеющих комсомольских лидеров, адъютант или помощник, – не знаю, как это у них, – очень крупного чина, моего пациента. Он был приставлен ко мне, следить за тем, чтобы я не нарушал государственной безопасности.
Шли годы. Необходимость обратиться к нам с предложением выполнить интернациональный порыв не возникала. Мы решили, что о нашей глупости забыли. И, слава Богу. В Московском институте тропической медицины Мотя с блеском защитил кандидатскую диссертацию. Ученый совет не сомневался в том, что диссертация достойна степени доктора медицинских наук. Но у нее был существенный дефект – автор еврей. Я обрадовался, увидев Таню и Мотю Тверских на защите моей докторской диссертации в хирургическом ученом совете Второго Московского медицинского института. Вскоре Тверские уехали в Израиль. Нашу семью в Совдепии все еще удерживали путы, хотя все помыслы сына и мои были связаны с Израилем. В течение почти трех лет мы получали подробные информативные письма, написанные мотиным четким, не врачебным бисером.
Яркий апрель 1977 года. Троллейбус остановился возле гостиницы "Киев", чуть больше ста метров до нашего дома. Я вышел и наткнулся на своего личного "ангела" из КГБ… Этакий плакатный майор из взрослеющих комсомольских лидеров, адъютант или помощник, – не знаю, как это у них, – очень крупного чина, моего пациента. Он был приставлен ко мне, следить за тем, чтобы я не нарушал государственной безопасности.