Степан Сергеич   ::   Азольский Анатолий

Посмотрел на Петрова так, словно сомневался, нужно ли продолжать, способен ли Петров понять его. — Чепуха все это.

— Что — чепуха?

— Все. — Туровцев обвел рукою цех и то, что за цехом.

Петров так поразился, что даже не присвистнул по своему обыкновению.

— А что же не чепуха?

Тем же сомневающимся, оценивающим взглядом Туровцев посмотрел сверху вниз на него (Петров сидел).

— Надо так: служить людям, обществу. Остальное — довески, окурки, обрезки, чешуя.

— Служить… — как эхо повторил Петров. — Служить… М-м-м… это интересно весьма.

— Кому-то да. Но не тебе.

— Это почему же?

— Потому что ты трепач.

Эта его уверенность обидела Петрова. Весь день он наблюдал за Туровцевым, якобы случайно оказывался рядом с ним. Что за человек Туровцев, которого он знает почти три года? Ничего, в сущности, выдающегося… Как-то поставил себя так, что никто его не обманывает. Наряды на градуировку и регулировку закрывает, веря на слово. Вспыльчив, но умеет сдерживать себя…

Иногда обидится, покраснеет, желваки заходят по широким скулам… Нет, пересилил себя, уже спокоен… Есть у него — это точно — какая-то цель, существуют какие-то принципы, какая-то система взглядов…

Сколько ни бился Петров, Туровцев захлопывался, оставался непознанным.

За обыденностью, за простоватостью — дичайшая сложность, не выплеснутые наружу драмы, борьба упорная, тихая и незаметная.