Степан Сергеич   ::   Азольский Анатолий

— Кому же они?

(О женская суть! В вопросе и удивление, и насмешка над старомодным подарком, и легкое презрение к той, кому будет преподнесен букет, и сожаление даже, что не ей, Лене Котоминой, несут в такую рань цветы.)

— Тебе.

— Серьезно?

— На полном серьезе, как говорят трагики в пивной.

Она недоверчиво взяла букет и спрятала в нем свое довольное лицо.

— Нет, в самом деле?

— Честное слово.

— Тогда помоги мне подготовить цех. Я до сих пор не знаю, где какой рубильник.

Глупенькая невинность, издевался над собою Петров, вместилище банальных истин…

В регулировку вошел Валентин, похрустывая халатом, и как можно безразличнее сказал Петрову:

— Иди угомони бабье. Сожрут они твою Ленку…

Петров посмотрел в цех и сразу же в пестроте лиц увидел большие несчастные глаза Лены. Перед нею в узком кувшинчике стояли цветы. Ясно: девчонка призналась, от кого букет, а трепливые подружки уж постарались напеть ей о нем.

Эластичным шагом подошел Петров к столу с букетом. Понюхал цветы.

Безразлично, размыто, рассеянно обвел взглядом прикусивших языки монтажниц и монтажников, смотревших на него с испугом и ожиданием. Все предвещало мат, мастерский набор слов, пробивавших барабанные перепонки, вонзавшихся во внутренности, заставлявших самого Петрова думать о безграничных возможностях великого и могучего русского языка.

Он раскрыл рот и — передумал. Погладил дрогнувшее плечо Лены и пошел в регулировку. Медленно, не раз останавливаясь, прислушиваясь.

Два звонка прозвенели — на обед, после обеда, потом, в конце работы, третий. Петров не уходил. Подмел комнату.