JК
Виварий :: Чилая Сергей
Страница: 322 из 329Принял пса в обе лапы, словно в объятия, и упали вдвоем… Лев висел, вцепившись в глотку, на медведе, а тот, полуподнявшись, ударом лапы далеко отбросил одну из гончих и, вырастая, вырастая бесконечно, встал на дыби и принялся драть Фрэту-Льву брюхо передними лапами…" [96]
Он стал терять сознание, а потом увидел, как из раны на животе показались нежно-розовые спавшиеся петли тонкого кишечника и начали дымиться в холодном осеннем воздухелеса…, и вспомнил незаконченный диалог с Ковбой-Трофимом в подвале институтского Вивария, и дыню-мяч, что летел удивительно прямо, и заспешил обратно, с трудом выбираясь из все еще крепких лап Старого Бена, с когтями, похожими на маленькие индейские топоры…
— Вам надо уйти из Цеха… самому! — повторил Фрэт, с трудом проникаясь, после встречи с медведем, смыслом недавнего разговора.
— Никогда! — привычно ответил Ковбой-Трофим. — И не подумаю!
— У вас нет выбора, — негромко сказал Фрэт и тяжело вздохнул, будто вновь увидел дымящиеся на воздухе петли собственного кишечника.
— Что ты заладил: «У вас нет выбора!». Не собачье это дело… А выбор есть… и ты его скоро узнаешь.
— Вас не свалить, как Старого Бена, не подвинуть, не запугать…, — гнул свое Фрэт, контролируя перемещения Ковбой-Трофима вокруг операционного стола. — И никто, похоже, уже не станет делать это, понимая бессмысленность подобных действий… Все равно, что докричаться до железной Нюры в фонтане институтского парка… И оставлять нельзя как есть, потому что зло, накапливаясь, переливает через край и в нем тонут остальные…, хорошие и плохие…
— «Где умножилось зло, явилась преизобильнейшая благодать», [97] — сказал Ковбой. Значит оставаться нам в грехе, чтоб умножалась благодать…
— «Когда вы рабы зла, вы свободны от праведности», — ответил Фрэт. — «А будучи освобождены от зла, станете порабощены праведностью… ибо умерший свободен от зла…».
Он стал терять сознание, а потом увидел, как из раны на животе показались нежно-розовые спавшиеся петли тонкого кишечника и начали дымиться в холодном осеннем воздухелеса…, и вспомнил незаконченный диалог с Ковбой-Трофимом в подвале институтского Вивария, и дыню-мяч, что летел удивительно прямо, и заспешил обратно, с трудом выбираясь из все еще крепких лап Старого Бена, с когтями, похожими на маленькие индейские топоры…
— Вам надо уйти из Цеха… самому! — повторил Фрэт, с трудом проникаясь, после встречи с медведем, смыслом недавнего разговора.
— Никогда! — привычно ответил Ковбой-Трофим. — И не подумаю!
— У вас нет выбора, — негромко сказал Фрэт и тяжело вздохнул, будто вновь увидел дымящиеся на воздухе петли собственного кишечника.
— Что ты заладил: «У вас нет выбора!». Не собачье это дело… А выбор есть… и ты его скоро узнаешь.
— Вас не свалить, как Старого Бена, не подвинуть, не запугать…, — гнул свое Фрэт, контролируя перемещения Ковбой-Трофима вокруг операционного стола. — И никто, похоже, уже не станет делать это, понимая бессмысленность подобных действий… Все равно, что докричаться до железной Нюры в фонтане институтского парка… И оставлять нельзя как есть, потому что зло, накапливаясь, переливает через край и в нем тонут остальные…, хорошие и плохие…
— «Где умножилось зло, явилась преизобильнейшая благодать», [97] — сказал Ковбой. Значит оставаться нам в грехе, чтоб умножалась благодать…
— «Когда вы рабы зла, вы свободны от праведности», — ответил Фрэт. — «А будучи освобождены от зла, станете порабощены праведностью… ибо умерший свободен от зла…».