Сто один   ::   Алейхем Шолом

Рахмиел-Мойшиха посмотрела ему в глаза и, склонив голову набок, спросила:

-- Скажи, Рахмиел-Мойше, с какой ноги ты сегодня встал?

Рахмиел-Мойше ничего не ответил. Он ополоснул кончики пальцев, оттолкнул от себя тарелку и начал тихо читать послеобеденную молитву.

Теперь было самое лучшее время, когда Рахмиел-Мойшиха могла разделаться с мужем, то есть донимать его, пилить, грызть и точить, подобно червяку, и отчитывать сколько влезет, чтоб не сходил с ума, не показывал характера и не швырялся тарелками.

-- Смотри пожалуйста! Расшвырялся... Можно подумать, осчастливил. Думает, если он мужчина, так уж ему все можно... Человек, который принят в сенате! Шутка ли? Пес...

Рахмиел-Мойше сидит, опустив голову, глаза прикрыл, раскачивается и тихо произносит слова молитвы:

-- "Кормящий и насыщающий всех, ублаготворяющий всех..."

А Рахмиел-Мойшиха делает свое -- точит его.

-- Спросить его, в чем дело? Он и сам не знает! Чего ты сердишься все утро? Сенат-то ведь твой -- не мой!

Рахмиел-Мойше продолжает молитву громче.

-- "Как сказано: и вкусил и насытился..." -- и заканчивает фиоритурой.

Рахмиел-Мойшиха делает минутную паузу и начинает снова:

-- Какая злоба! Гнев какой! Скажите, пожалуйста, какой в нем огонь разгорелся! Спаси и помилуй бог!

Рахмиел-Мойше повышает голос еще сильнее.

-- Казалось бы, наоборот! -- говорит Рахмиел-Мойшиха.