Сухая беда   ::   Телешов Николай Дмитриевич

Ничем не стесняясь, всего требуя, за все щедроплатя, Курганов любил жить на широкую ногу и любил, чтобы все кругом него кипело, двигалось и жило. Бывало, крикнет во весь дух:

"Максимка!", и Максимка являлся перед ним свежий, бодрый, смотрящий во все глаза в ожидании приказаний. "На почту! - скажет Курганов, подавая пакет. - Да живо!" Или крикнет внезапно: "Беги, разменяй!.." Давая Максимке сторублевую бумажку, а иногда две и три, - он подкупал его доверием, какого тот отродясь не видывал ни от кого даже на двугривенный.

Когда Афанасий Львович, войдя в свою комнату, помещавшуюся наверху, рядом с комнатой Степаниды, умылся и переоделся, молодая хозяйка пригласила его к чаю. На столе, кроме самовара, стояла водка, закуска и на черной сковороде шипела яичница.

- Прошу покорно, Афанасий Львович!

Курганов вошел, неся в руках большой сверток.

- Сначала возьмите гостинец, Степанида Егоровна, - сказал он, передавая подарок. - Недавно ездил в Москву...

Какие материи стали там вырабатывать, что твоя заграница!

Степанида раскраснелась от удовольствия, притворно смутилась и, принимая сверток, молча улыбалась, не зная, что сказать.

- Что вы это, Афанасий Львович... Вы совсем меня избалуете.

- Ну-ну, - возразил тот, ласково махнувши рукою. - За кем другим, а за вами не пропадет.

Он пододвинул стул и сел к самовару.

- Чайку не угодно ли? Или, может, позавтракать?

Небось проголодались в дороге.