JК
Святилище :: Фолкнер Уильям
Страница: 110 из 294После ужина у забора собиралось несколько негров; они стояли плечом к плечу, в аккуратных дешевых костюмах, в пропитанных потом комбинезонах - и пели вместе с убийцей духовные гимны, а белые замедляли шаги и останавливались в густолиственной, уже почти летней темноте послушать тех, кто несомненно должен был умереть, и того, кто был уже мертв, поющих о небесах и усталости; иногда в перерыве посреди пения откуда-то из густой, косматой тени айланта, заслоняющего угловой фонарь, чей-то низкий голос сокрушался и скорбел:
- Еще четыре дня! Потом прикончат лучшего баритона в Северном Миссисипи!
Иногда убийца подходил к окну среди дня и пел один, хотя вскоре какие-нибудь оборванные мальчишки или негрыс доставочными корзинками почти непременно останавливались у забора, а белые, сидящие в шезлонгах у замасленной стены гаража на другой стороне улицы, слушали его, стиснув зубы. "Еще один день! Потом я сдохну, как сукин сын. Говорят, Нет тебе места в раю! Говорят, Нет тебе места в аду! Говорят, Нет тебе места в тюрьме!"
- Черт его подери, - сказал Гудвин, сидящий на койке в камере, вскинув черноволосую голову, худощавое, загорелое, слегка осунувшееся лицо. - Никому не пожелаю такого, но будь я проклят... - Он не договорил. - Это не я. Вы знаете сами. Знаете, что такого я не сделал бы. Не стану говорить, что думаю. Это не я. Чтобы осудить меня, надо доказать, что это я. Пусть доказывают. Я чист. Но если заговорю, если скажу, что думаю или подозреваю, то чист уже не буду.
И поднял взгляд на окошки: два узких, словно прорубленных саблей отверстия.
- Он такой хороший стрелок? - спросил Бенбоу. - Что может застрелить человека через такое окошко?
Гудвин поглядел на него.
- Кто?
- Лупоглазый, - ответил Бенбоу.
- Это Лупоглазый?
- А разве не он?
- Я сказал все, что хотел. Оправдываться мне незачем; пусть докажут, что это я.
- Тогда зачем вам адвокат? - спросил Бенбоу. - Чего вы от меня хотите?
Гудвин не глядел на него.
- Если б только вы пообещали устроить малыша продавцом газет, когда он подрастет и научится отсчитывать сдачу. - сказал он. - А с Руби ничего не случится. Верно, старушка?
И погладил женщину по голове.
- Еще четыре дня! Потом прикончат лучшего баритона в Северном Миссисипи!
Иногда убийца подходил к окну среди дня и пел один, хотя вскоре какие-нибудь оборванные мальчишки или негрыс доставочными корзинками почти непременно останавливались у забора, а белые, сидящие в шезлонгах у замасленной стены гаража на другой стороне улицы, слушали его, стиснув зубы. "Еще один день! Потом я сдохну, как сукин сын. Говорят, Нет тебе места в раю! Говорят, Нет тебе места в аду! Говорят, Нет тебе места в тюрьме!"
- Черт его подери, - сказал Гудвин, сидящий на койке в камере, вскинув черноволосую голову, худощавое, загорелое, слегка осунувшееся лицо. - Никому не пожелаю такого, но будь я проклят... - Он не договорил. - Это не я. Вы знаете сами. Знаете, что такого я не сделал бы. Не стану говорить, что думаю. Это не я. Чтобы осудить меня, надо доказать, что это я. Пусть доказывают. Я чист. Но если заговорю, если скажу, что думаю или подозреваю, то чист уже не буду.
И поднял взгляд на окошки: два узких, словно прорубленных саблей отверстия.
- Он такой хороший стрелок? - спросил Бенбоу. - Что может застрелить человека через такое окошко?
Гудвин поглядел на него.
- Кто?
- Лупоглазый, - ответил Бенбоу.
- Это Лупоглазый?
- А разве не он?
- Я сказал все, что хотел. Оправдываться мне незачем; пусть докажут, что это я.
- Тогда зачем вам адвокат? - спросил Бенбоу. - Чего вы от меня хотите?
Гудвин не глядел на него.
- Если б только вы пообещали устроить малыша продавцом газет, когда он подрастет и научится отсчитывать сдачу. - сказал он. - А с Руби ничего не случится. Верно, старушка?
И погладил женщину по голове.