Страница:
227 из 233
Черкасский полковник, Воронченко, стоявший поодаль, горячо о чем-то толковал с окружавшими его полковниками. Богдан побагровел от гнева.
– Что ты там за спиною хоронишься? – крикнул он. – Если имеешь что сказать, выходи и говори громко.
Воронченко, высокий, смуглый, пожилой казак, с пробивающеюся уже проседью в черных, как смоль, усах, выступил тогда в круг.
– А то и говорю, батько! – грубым дерзким голосом отчеканил он. – Что негожее дело чужую землю оборонять, а свою без остереганья метать, надо нам за себя стоять и свою землю охранять...
У гетмана даже пена выступила на губах.
– А, вражьи дети! – вскрикнул он. – Так-то вы своего гетмана бережете!
И в одно мгновение тяжелая гетманская сабля поднялась на дерзкого полковника.
Десятки рук схватили гетмана, а Воронченко, не помня себя, бледный от злобы, занес на него саблю. Его тоже оттащили в сторону. Гетман тотчас же опомнился.
– Други мои, товарищи! – с рыданием бросился он на колени и трижды поклонился до земли. – Простите меня, не поставьте мне в вину моей горячности. Тяжко отцу терять свое детище, не выдайте меня, не погубите его!
Искреннее отчаяние звучало в голосе гетмана. Казаки бросились подымать его с земли и сами рыдали вместе с ним.
– Прости и ты нас, батько! – говорили они, кланяясь в пояс.
– Гей, хлопцы! – крикнул между тем Богдан. – Меду нам, да побольше...
Хлопцы засуетились, выкатили бочки с медом на широкий двор, где происходила рада, принесли дюжины две ковшей, и началось угощение.
|< Пред. 225 226 227 228 229 След. >|