JК
Т. 8 1892-1894 :: Чехов Антон Павлович
Страница: 397 из 442Должно быть, доктор принял Никитина за студента, потому что спросил:
— Вы изволили на каникулы приехать?
— Нет, я здесь постоянно живу, — ответил Никитин. — Я служу преподавателем в гимназии.
— Неужели? — удивился доктор. — Так молоды и уже учительствуете?
— Где же молод? Мне 26 лет… Слава тебе господи.
— У вас и борода и усы, но всё же на вид вам нельзя дать больше 22 — 23 лет. Как вы моложавы!
«Что за свинство! — подумал Никитин. — И этот считает меня молокососом!»
Ему чрезвычайно не нравилось, когда кто-нибудь заводил речь об его молодости, особенно в присутствии женщин или гимназистов. С тех пор как он приехал в этот город и поступил на службу, он стал ненавидеть свою моложавость. Гимназисты его не боялись, старики величали молодым человеком, женщины охотнее танцевали с ним, чем слушали его длинные рассуждения и он дорого дал бы за то, чтобы постареть теперь лет на десять.
Из сада поехали дальше, на ферму Шелестовых. Здесь остановились около ворот, вызвали жену приказчика Прасковью и потребовали парного молока. Молока никто не стал пить, все переглянулись, засмеялись и поскакали назад. Когда ехали обратно, в загородном саду уже играла музыка; солнце спряталось за кладбище, и половина неба была багрова от зари.
Манюся опять ехала рядом с Никитиным. Ему хотелось заговорить о том, как страстно он ее любит, но он боялся, что его услышат офицеры и Варя, и молчал.
— Вы изволили на каникулы приехать?
— Нет, я здесь постоянно живу, — ответил Никитин. — Я служу преподавателем в гимназии.
— Неужели? — удивился доктор. — Так молоды и уже учительствуете?
— Где же молод? Мне 26 лет… Слава тебе господи.
— У вас и борода и усы, но всё же на вид вам нельзя дать больше 22 — 23 лет. Как вы моложавы!
«Что за свинство! — подумал Никитин. — И этот считает меня молокососом!»
Ему чрезвычайно не нравилось, когда кто-нибудь заводил речь об его молодости, особенно в присутствии женщин или гимназистов. С тех пор как он приехал в этот город и поступил на службу, он стал ненавидеть свою моложавость. Гимназисты его не боялись, старики величали молодым человеком, женщины охотнее танцевали с ним, чем слушали его длинные рассуждения и он дорого дал бы за то, чтобы постареть теперь лет на десять.
Из сада поехали дальше, на ферму Шелестовых. Здесь остановились около ворот, вызвали жену приказчика Прасковью и потребовали парного молока. Молока никто не стал пить, все переглянулись, засмеялись и поскакали назад. Когда ехали обратно, в загородном саду уже играла музыка; солнце спряталось за кладбище, и половина неба была багрова от зари.
Манюся опять ехала рядом с Никитиным. Ему хотелось заговорить о том, как страстно он ее любит, но он боялся, что его услышат офицеры и Варя, и молчал.