Тайга   ::   Шишков Вячеслав

Но лишь пошла лошадь шагом, беспокойство опять приступило, вновь что-то померещилось.

- Спотыкайся! - крикнул он лошади и, чтобы не чувствовать одиночества, то посвистывал, то вяло тянул-мурлыкал без слов песню.

Он поет, и тайга поет, уныло скулит-подвывает. Он оборвет, и тайга враз смолкнет, притаится, ждет.

- Ну, теперича... тово... - шепчет Бородулин.

Он знает, что тайга озорная, пакостливая: только поддайся, только запусти в душу страх, - крышка.

"Едет, едет..." - "Ну, еду". - "Ну и поезжай..." В овраге стон послышался. По спине Бородулина ползут мурашки.

- Господи! - передохнул он, - благозвонный колокол надо пожертвовать...

- Господи, - сказал кто-то сзади.

Иван Степаныч, надвинув на глаза шляпу, круто рванул узду и поскакал на голос, весь дрожа. Нет никого. В овраге пусто, по дну ключик бежит, по берегам в белом цвету калина.

- Больно боязлив. Баба худая... Дурак, черт... - обругал себя Бородулин.

Кто-то опять застонал, закликал. Бородулин отмахнулся. Раскачиваясь от дремы в седле, он клевал носом.

"Неможется... свалюсь..."

Надвигался вечер. Небо посерело, сумрак сгущался в глубине тайги, а из низин тянуло серым холодом. Утомленный конь, спотыкаясь, бежал усталой рысью.

- Бойся! - вяло крикнул Бородулин и очнулся. - Надо поворотить...

Ну, зачем ему в Кедровку? Он приказчика пошлет, он стряпку пошлет.

"Деньги найдешь - быть". Чайку с малиной... в баню бы, веником похлестаться... "Батюшка, пожалей, родимый, пожалей..."

"Анка... Аннушка...