Страница:
21 из 40
А когда человекидет вот так без всяких сомнений, нечистая сила вокруг скопляется. Микуня идет, идет, а чудно в природе, и не приближается к нему черемуха.
— Это лешак тебя водил, — знающе кивал Федька Кафтанов.
— Зато здесь пусто. Никто не будет водить, — предполагал Микуня.
— Ты что! — возражал Кафтанов. — И тут свой лешак.
— А почему ж пусто?
— Да он проиграл в кости свое зверье. И птиц, и зверей. Вот и нет никого, и самому стыдно, прячется.
Гришка Лоскут, раздувая ноздри, интересовался:
— А коли поймаем зверя, всем какая выйдет награда?
— Ну, такая, что хочется ее. А тебе, Гришка, особливая!
Караульный, заиндевев, заглядывал на шумный смех в слабо освещенную костерком урасу.
— Тебе особливая выйдет награда, Лоскут. Возьмут тебя писаные за пушистый хвост.
Микуня мечтал:
— Печь умею пирог морковный. У него дух!
— Да ну, дух! — презрительно кривился Косой. — Это ты, Микуня, никогда не пробовал моего винца! Вот где был дух! Народ завсегда оставался доволен, я проницательное винцо курил. Чарку примешь, всю ночь не спишь. А уснешь, диковинные сны тревожат.
Елфимка, сын попов, напоминал:
— Чарка — в жажду, чарка — в сладость, чарка — во здравие. Все остальное — в бесчестье, в срам.
— Я больше не предлагал, — отворачивался Косой.
— А я предлагал!
Сразу поворачивали бородатые лица.
— А я предлагал, — хмуро повторял Шохин, ужасно моргая красным вывернутым веком.
|< Пред. 19 20 21 22 23 След. >|