Ведь вместе ходили не в близкие края, чего, казалось бы? А чванлив, горд, куражист. Всех клонит под себя. В Гриню Обросимова из одной только гордости стрелял в кружале из лука в большом подпитии. На енисейского сына боярского Парфена Ходырева из одного только непримиримого куража крикнул слово и дело. А я Парфена знаю, он простой человек. И Мишка знает, что Парфен — простой, все равно приметывается к человеку. Думает, что раз первый сходил на новую реку, раз первый увидел чюхчей, которые зубом моржовым протыкают себе губы, так сразу над всеми возвысился!
Сплюнул:
— Но всех обгонит!
— И меня? — засмеялся Свешников.
— А ты то что? Тоже куда уходишь?
— Разве не слышал?
— За носоруким?
— За ним.
— Ну, слышал. Не поверил. Говорят, подземный зверь. Говорят, где выйдет из-под земли на свет, там и гибнет. Потому торчат на полянках кости.
— Если живет под землей, то где проходы?
— А подмывают талые воды, рушатся.
— Да ты сам посуди! — заспорил Свешников. — Как такой крупный зверь забьется под землю? Там вечный лед, пешней не возьмешь.
— А у него рога. Он горячий.
— Нет, не может столь крупный зверь жить под землей.
Помолчали, слушая круглолицую Абакай.
Она вздыхала, плела какую-то вещь из веревочных обрывков.
Видно, что сильно не хотела отпускать Семейку. Выросла под северным сиянием, под огнем над снегами. Знала: везде опасно..