JК
Тайная военная разведка и борьба с ней :: Батюшин Николай Степанович
Страница: 275 из 297Этот инцидент не отразился на добрых отношениях Великого Князя к своему «дядьке» как любовно называл он полковника Чернявского.
В бытность мою юнкером я частенько видел у нас на стрельбе Великого Князя Сергея Михайловича, изучавшего на практике это трудное дело под руководством своего способного «дядьки».
Ровность отношений, молчаливость, соединенная с довольно строгим видом полковника Чернявского, заставляли всех нас его бояться, но вместе с тем уважать и даже любить за его разумную справедливость в разборе наших прегрешений по службе.
Как всегда про таких как полковник Чернявский, незаурядных личностей, было много рассказов и анекдотов, старавшихся оттенить ту или иную особенность его недюжинной натуры. Я вспоминаю такой рассказ про юнкера Солонину. При представлении полковнику Чернявскому он назвал свою фамилию, делая ударение на втором слоге. «Как?, — спросил полковник Чернявский, — Солонина? Такого слова нет, „солонина“ — знаменитый полк». Чернявский умышленно протянул слог «ни». Так затем три года и величали его в училище.
Из других офицеров училища мне памятны: штабс-капитан Эрис-Хан Алиев, мой полубатарейный командир, и поручик Похвиснев. Эрис-Хан Алиев имел военную жилку и обладал большим здравым смыслом. Это сказывалось на ведении им строевых занятий, в частности, по верховой езде. Им, например, практиковался такой, вероятно принятый на Кавказе среди горцев, способ приучения людей не бояться лошадей.
В бытность мою юнкером я частенько видел у нас на стрельбе Великого Князя Сергея Михайловича, изучавшего на практике это трудное дело под руководством своего способного «дядьки».
Ровность отношений, молчаливость, соединенная с довольно строгим видом полковника Чернявского, заставляли всех нас его бояться, но вместе с тем уважать и даже любить за его разумную справедливость в разборе наших прегрешений по службе.
Как всегда про таких как полковник Чернявский, незаурядных личностей, было много рассказов и анекдотов, старавшихся оттенить ту или иную особенность его недюжинной натуры. Я вспоминаю такой рассказ про юнкера Солонину. При представлении полковнику Чернявскому он назвал свою фамилию, делая ударение на втором слоге. «Как?, — спросил полковник Чернявский, — Солонина? Такого слова нет, „солонина“ — знаменитый полк». Чернявский умышленно протянул слог «ни». Так затем три года и величали его в училище.
Из других офицеров училища мне памятны: штабс-капитан Эрис-Хан Алиев, мой полубатарейный командир, и поручик Похвиснев. Эрис-Хан Алиев имел военную жилку и обладал большим здравым смыслом. Это сказывалось на ведении им строевых занятий, в частности, по верховой езде. Им, например, практиковался такой, вероятно принятый на Кавказе среди горцев, способ приучения людей не бояться лошадей.