Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина)   ::   Симонов Константин Михайлович

Пока Лопатин поднимал очки, Пантелеев, нагнувшись, коротким движением подхватил пулемет, поставил на бруствер и стал рассматривать магазин.

– Так и есть, – сказал он, взглянув на подошедших бойцов. – Заклинило патрон, поэтому и задохся; всего очередь выпустил.

Значит, повезло нам с вами, а, братчики? – обратился он уже прямо к бойцам.

– Выходит, повезло, товарищ дивизионный комиссар, – заметно окая, отозвался один из бойцов.

– А вот и не угадал, вологодский, – чуть заметно передразнив его, сказал Пантелеев. – Напугали мы с тобой немца, смело шли на него – оттого и заклинило. Поспешил – и ленту перекосил. А если бы и перекосил, да не струсил – быстро поправил бы, вот так, – Пантелеев сделал два четких, как на уроке, движения, нажал на гашетку и дал громкую очередь. – Раз-два, и готово, а он струсил и бросил!

Пантелеев, так же как и все, отдыхал от пережитой опасности.

Большой, но оставшийся позади риск; маленькая, но все-таки – победа; разговор с солдатами в только что отбитом окопе – такие минуты, как эта, были самыми счастливыми во фронтовой жизни Пантелеева. Он не считал обстрелянными солдатами людей, просто пролежавших под огнем, но не одержавших ни одной, хотя бы самой малой, победы. Люди способны привыкнуть и даже притерпеться к опасностям – но это одно, а стать обстрелянным человеком значило, в понимании Пантелеева, одержать свою первую победу. Не просто умом, а собственной шкурой понять, что ты способен на нее.

– Товарищ дивизионный комиссар, разрешите доложить?

Пантелеев обернулся.