Танцующий с тенью   ::   Андахази Федерико

И тогда Молина отходит в сторону и, как можно дальше высунувшись в окно, чтобы свежий воздух избавил его от мужских вожделений, поет:

Что мне – класть на рот заплаты?

Что же – руки мне связать?

Не могу теперь я взять

то, что прежде не дала ты;

у тебя хозяин есть,

пусть он счастья нас лишает,

мне предать его мешает

им оказанная честь.

Не проси, чтоб я решился, —

он мне стал вторым отцом,

дал мне кров над головой,

когда я угла лишился;

пусть в груди – огонь живой,

с болью я почти что сжился…

Не хочу быть подлецом —

так велят законы чести.

Мне теперь одно осталось —

стать наперсником немым,

другом преданным твоим,

чье лекарство – только жалость,

кто не требует награды,

просто ловит эти взгляды.

Ты ведь знаешь, я силен,

точно лошадь ломовая,

что плетется, чуть живая,

тащит, сдерживая стон,

непосильный горький груз…

Если я остановлюсь —

тут же упаду на месте.

Словно евнух на страже собственных желаний, Молина дает себе слово не прикасаться к Ивонне. Не так. Не в обмен на оказанные услуги. Певец опускает голову и накрепко сжимает губы, чтобы не признаться Ивонне, как сильно он ее любит.



КОГДА ТЕБЯ НЕТ

Любимое тобою пианино,

тобою приоткрытое окно,

стол, зеркало и на стене картины —

здесь живо эхо эха твоего.