Теперь-безымянные   ::   Гончаров Юрий Даниилович

— Устин Иванович, как? — спросил Федянский, осторожно касаясь руки Остроухова.

Остроухов чуть слышно проскрипел зубами.

— Потерпите немного, сейчас врачи придут… — сказал Федянский, напряженно думая, что бы еще такое успокоительное сказать Остроухову и не находя слов. Все внутри у него было облиго холодом и сковано от сознания, что ничто, никакие врачи и никакие средства не в состоянии спасти Остроухова, даже хоть сколько-нибудь оттянуть неотвратимое. Вот так же осенью прошлого года во время боев под Вязьмою был ранен начальник политотдела дивизии, в которой служил Федянский, сильный, могучий, атлетического сложения мужчина, и умер, его даже не успели перевязать…

— Жаль… ах, жаль!.. — мучаясь в единой боли тела и души, как бы для одного себя, негромко, с тихим стоном выдохнул Остроухов и пошевелился на подстилке из хвороста — в каком-то таком движении, которое было вызвано даже не столько страданиями тела, сколько болью в его так же сильно и нестерпимо страдающей душе.

— Может, воды им дать? — спросил участливо сержант, снимая с пояса фляжку. — Родниковая…

— Устин Иванович, может, воды хотите? Родниковая! — сказал Федянский, зная, что раненым в область брюшины давать воду не полагается, и думая про себя, что правилом этим можно пренебречь — все равно уж…

На склоне оврага затрещали ветки, послышались голоса — это возвращались солдаты с Галей Самойловой.