JК
Вольный стрелок :: Миленина Ольга
Страница: 22 из 116И ты наверняка знаешь, что там у этого Улитина было, — может, покопаешь, так выяснится, что не сам он умер, а кто помог…
Пирожное почти кончилось, на дне чашки осталась только кофейная гуща — так что можно было уходить. Оставалось только заручиться Женькиным согласием — или вырвать его из него — и тут же идти к Антоновой. И сообщать ей, что в связи с моей некомпетентностью в экономике тему пришлось отдать — а я себе возьму что-нибудь другое.
Я еще по пути изобрела хитроумную свою схему. Мне до редакции от дома пятнадцать минут пешком — и я шла и обдумывала утренний разговор с Наташкой и наконец сказала себе твердо, что этой мутью я заниматься не буду. А то, что спросонья ляпнула "а", а теперь надо говорить "б", — так это решаемо. И, не заходя на наш второй этаж, поднялась на четвертый, к знакомым девчонкам в «Ночную Москву». И от них набрала Женьке. Сказав себе, что если его нет — то, значит, мне не повезло. Но он оказался на месте — и похоже, теперь об этом жалел.
— Не, Юль, — пустое это. — Женька махнул рукой и попытался улыбнуться, но я видела, что он напряжен. — Да и нехорошо мертвых трогать…
Это неискренне. Настоящий журналист — это человек, который в доме повешенного говорит о веревке, в то время как все другие, согласно правилам хорошего тона, делать этого не должны. Но у журналиста свои правила — и все строгие тона, приличия и прочие условности ему должны быть по фигу. Если он настоящий, конечно, а не лох с улицы, который пришел в дешевую газету, чтобы заработать денег любым путем. В последние годы таких много развелось — газет-то пооткрывали кучу, надо ж кого-то набирать. Но Женька — профи. А значит, сейчас лицемерил.
Пирожное почти кончилось, на дне чашки осталась только кофейная гуща — так что можно было уходить. Оставалось только заручиться Женькиным согласием — или вырвать его из него — и тут же идти к Антоновой. И сообщать ей, что в связи с моей некомпетентностью в экономике тему пришлось отдать — а я себе возьму что-нибудь другое.
Я еще по пути изобрела хитроумную свою схему. Мне до редакции от дома пятнадцать минут пешком — и я шла и обдумывала утренний разговор с Наташкой и наконец сказала себе твердо, что этой мутью я заниматься не буду. А то, что спросонья ляпнула "а", а теперь надо говорить "б", — так это решаемо. И, не заходя на наш второй этаж, поднялась на четвертый, к знакомым девчонкам в «Ночную Москву». И от них набрала Женьке. Сказав себе, что если его нет — то, значит, мне не повезло. Но он оказался на месте — и похоже, теперь об этом жалел.
— Не, Юль, — пустое это. — Женька махнул рукой и попытался улыбнуться, но я видела, что он напряжен. — Да и нехорошо мертвых трогать…
Это неискренне. Настоящий журналист — это человек, который в доме повешенного говорит о веревке, в то время как все другие, согласно правилам хорошего тона, делать этого не должны. Но у журналиста свои правила — и все строгие тона, приличия и прочие условности ему должны быть по фигу. Если он настоящий, конечно, а не лох с улицы, который пришел в дешевую газету, чтобы заработать денег любым путем. В последние годы таких много развелось — газет-то пооткрывали кучу, надо ж кого-то набирать. Но Женька — профи. А значит, сейчас лицемерил.