Тихий Дон (Книги 1 и 2)   ::   Шолохов Михаил

Сначала говорили об этом шепотом, - верили и не верили, - но после того как хуторской пастух Кузька Курносый на заре увидел их возле ветряка, лежавших под неярким светом закатного месяца в невысоком жите, мутной прибойной волной покатилась молва.

Дошло и до ушей Пантелея Прокофьевича. Как-то в воскресенье пошел он к Мохову в лавку. Народу - не дотолпишься. Вошел - будто раздались, заулыбались. Протиснулся к прилавку, где отпускали мануфактуру. Товар ему взялся отпускать сам хозяин, Сергей Платонович.

- Что-то тебя давненько не видать, Прокофьич?

- Делишки все. Неуправка в хозяйстве.

- Что так? Сыны вон какие, а неуправка.

- Что ж сыны-то: Петра в лагеря проводил, двое с Гришкой и ворочаем.

Сергей Платонович надвое развалил крутую гнедоватую бородку, многозначительно скосил глаза на толпившихся казаков.

- Да, голубчик, ты что же это примолчался-то?

- А что?

- Как что? Сына задумал женить, а сам ни гугу.

- Какого сына?

- Григорий у тебя ведь неженатый.

- Покедова ишо не собирался женить.

- А я слышал, будто в снохи берешь... Степана Астахова Аксинью.

- Я? От живого мужа... Да ты что ж, Платоныч, навроде смеешься? А?

- Какой смех! Слышал от людей.

Пантелей Прокофьевич разгладил на прилавке развернутую штуку материи и, круто повернувшись, захромал к выходу. Он направился прямо домой. Шел, по-бычьи угнув голову, сжимая связку жилистых пальцев в кулак; заметней припадал на хромую ногу. Минуя астаховский двор, глянул через плетень: Аксинья, нарядная, помолодевшая, покачиваясь в бедрах, шла в курень с порожним ведром.

- Эй, погоди-ка!..