Страница:
75 из 184
- Чего и гутарить, зла мы дитю своему не желаем.
- Про то речь, что выдавать, кубыть, и рано, - миротворил хозяин, лоснясь улыбкой.
- Не рано! Истинный бог, не рано! - уговаривал его Пантелей Прокофьевич.
- Придется, рано ль, поздно ль, расставаться... - всхлипнула хозяйка полупритворно, полуискренне.
- Кличь дочерю, Мирон Григорьевич, поглядим.
- Наталья!
В дверях несмело стала невеста, смуглыми пальцами суетливо перебирая оборку фартука.
- Пройди, пройди! Ишь засовестилась, - подбодрила мать и улыбнулась сквозь слезную муть.
Григорий, сидевший возле тяжелого - в голубых слинялых цветах сундука, глянул на нее.
Под черной стоячей пылью коклюшкового [коклюшковый - связанный на коклюшках, то есть на палочках] шарфа смелые серые глаза. На упругой щеке дрожала от смущения и сдержанной улыбки неглубокая розовеющая ямка. Григорий перевел взгляд на руки: большие, раздавленные работой. Под зеленой кофточкой, охватившей плотный сбитень тела, наивно и жалко высовывались, поднимаясь вверх и врозь, небольшие девичье-каменные груди, пуговками торчали остренькие соски.
Григорьевы глаза в минуту обежали всю ее - с головы до высоких красивых ног. Осмотрел, как барышник оглядывает матку-кобылицу перед покупкой, подумал: "Хороша" - и встретился с ее глазами, направленными на него в упор. Бесхитростный, чуть смущенный, правдивый взгляд словно говорил: "Вот я вся, какая есть. Как хочешь, так и суди меня". - "Славная", - ответил Григорий глазами и улыбкой.
- Ну ступай.
|< Пред. 73 74 75 76 77 След. >|