JК
Тихий Дон :: Шолохов Михаил
Страница: 215 из 406Из церкви через распахнутые двери на паперть, с паперти в ограду сползали гулкие звуки чтения, в решетчатых окнах праздничный и отрадный переливался свет, а в ограде парни щупали повизгивавших тихонько девок, целовались, вполголоса рассказывали похабные истории.
В церковной караулке толпились казаки, приехавшие к светлому богослужений с ближних и дальних хуторов. Сморенные усталью и духотой, висевшей в караулке, люди спали на лавках и у подоконников, на полу.
На поломанных порожках курили, переговаривались о погоде и озимых.
— Ваши хуторные как на поля выедут?
— На фоминой тронутся, должно.
— То-то добришша, у вас ить там песчаная степь.
— Супесь, по энту сторону лога — солончаки.
— Теперича земля напитается.
— Прошлый год мы пахали — земля как хрящ, до бесконца краю клеклая.
— Дунька, ты где? — тоненьким голосом пищало внизу у крыльца караулки.
А у церковной калитки чей-то сиплый грубый голое бубнил:
— Нашли где целоваться, ах вы… Брысь отседа, пакостники! Приспичило вам!
— Тебе пары нету? Иди нашу сучку целуй, — резонил из темноты молодой ломкий голос.
— Су-у-учку? А вот я тебе…
Вязкий топот перебирающих в беге ног, порсканье и шелест девичьих юбок.
С крыши стеклянная звень падающей капели; и снова тот же медленный, тягучий, как черноземная грязь, голос:
— Запашник, надысь торговал у Прохора, давал ему двенадцать целковых — угинается. Энтот не продешевит…
На Дону — плавный шелест, шорох, хруст. Будто внизу за хутором идет принаряженная, мощная, ростом с тополь, баба, шелестя невиданно большим подолом.
В церковной караулке толпились казаки, приехавшие к светлому богослужений с ближних и дальних хуторов. Сморенные усталью и духотой, висевшей в караулке, люди спали на лавках и у подоконников, на полу.
На поломанных порожках курили, переговаривались о погоде и озимых.
— Ваши хуторные как на поля выедут?
— На фоминой тронутся, должно.
— То-то добришша, у вас ить там песчаная степь.
— Супесь, по энту сторону лога — солончаки.
— Теперича земля напитается.
— Прошлый год мы пахали — земля как хрящ, до бесконца краю клеклая.
— Дунька, ты где? — тоненьким голосом пищало внизу у крыльца караулки.
А у церковной калитки чей-то сиплый грубый голое бубнил:
— Нашли где целоваться, ах вы… Брысь отседа, пакостники! Приспичило вам!
— Тебе пары нету? Иди нашу сучку целуй, — резонил из темноты молодой ломкий голос.
— Су-у-учку? А вот я тебе…
Вязкий топот перебирающих в беге ног, порсканье и шелест девичьих юбок.
С крыши стеклянная звень падающей капели; и снова тот же медленный, тягучий, как черноземная грязь, голос:
— Запашник, надысь торговал у Прохора, давал ему двенадцать целковых — угинается. Энтот не продешевит…
На Дону — плавный шелест, шорох, хруст. Будто внизу за хутором идет принаряженная, мощная, ростом с тополь, баба, шелестя невиданно большим подолом.