JК
Тогда нас было трое :: Шоу Ирвин
Страница: 14 из 44За все лето они ни разу не разошлись во мнениях, хотя беседовали обо всем на свете, и среди прочего - о сексе, религии, браке, выборе профессии, положении женщины в современном обществе, театре Нью-Йорка и театре Парижа и о том, какой минимум купального костюма считается приличным на пляжах Италии, Франции и Испании. А когда в Сен-Тропезе Берт на неделю завел роман с пухленькой золотоволосой американкой, Марту это никак не тронуло, даже когда его дама сердца открыто перебралась в их отель, в соседнюю с Мэнни и Бертом комнату.
Честно говоря, вряд ли что-нибудь могло вывести Марту из равновесия. Она встречала новый день со странной, похожей на сон безмятежностью. Сама она как будто ничего и не решала, но, что бы ни решили остальные, она следовала этому с одной и той же добродушной и ободряющей улыбкой, рассеянно-безразличная к тому, что из этого может выйти. Это обаятельное безволие Мэнни как-то связывал с ее редкостной способностью ко сну. Если утром кто-нибудь ее не будил, она могла спать до полудня, до двух часов, и то, что накануне все легли спать рано, не имело никакого значения. Организм тут был ни при чем, потому что она никогда не жаловалась на недосып и не просилась спать, как бы поздно они ни засиделись и как бы рано ее в этот день ни подняли. Писем она не писала и почти не получала, потому что ей никогда не приходило в голову оставить свой будущий адрес, когда они откуда-нибудь уезжали. Если ей нужны были деньги, она посылала телеграмму в Париж, в банк, который выплачивал ей содержание; а когда деньги приходили, она их тратила на что попало. Тряпки ее почти не занимали, даже волосы, по ее словам, она обстригала так коротко, чтобы не возиться все время с прической.
Честно говоря, вряд ли что-нибудь могло вывести Марту из равновесия. Она встречала новый день со странной, похожей на сон безмятежностью. Сама она как будто ничего и не решала, но, что бы ни решили остальные, она следовала этому с одной и той же добродушной и ободряющей улыбкой, рассеянно-безразличная к тому, что из этого может выйти. Это обаятельное безволие Мэнни как-то связывал с ее редкостной способностью ко сну. Если утром кто-нибудь ее не будил, она могла спать до полудня, до двух часов, и то, что накануне все легли спать рано, не имело никакого значения. Организм тут был ни при чем, потому что она никогда не жаловалась на недосып и не просилась спать, как бы поздно они ни засиделись и как бы рано ее в этот день ни подняли. Писем она не писала и почти не получала, потому что ей никогда не приходило в голову оставить свой будущий адрес, когда они откуда-нибудь уезжали. Если ей нужны были деньги, она посылала телеграмму в Париж, в банк, который выплачивал ей содержание; а когда деньги приходили, она их тратила на что попало. Тряпки ее почти не занимали, даже волосы, по ее словам, она обстригала так коротко, чтобы не возиться все время с прической.