JК
Толчек восемь баллов :: Кунин Владимир Владимирович
Страница: 302 из 369 – Чего же ты волнуешься?
Сын наклонился к руке Гервасия Васильевича, прижался к ней щекой и раскрепощенно сказал:
– У нас будет ребенок…
Он нахмурил брови, поднял глаза в законченное сферическое вокзальное перекрытие, подсчитал, шевеля губами, и добавил:
– Через шесть месяцев.
– Я приеду к тебе, – быстро сказал Гервасий Васильевич. – Я обязательно к вам приеду. Ты мне только пиши! Только пиши!..
…Они погибли все трое. Сын, жена сына и их ребенок. Сель – грязекаменный поток – вырвался из-под сверкающих ледников и с диким грохотом понесся вниз, унося с собой громадные горные валуны, стирающие с лица земли все на своем пути. Это было весенней ночью, когда на вершинах начали таять снега, и от крохотного военного городка осталась только трехметровая, уродливо застывшая кора грязи, вспученная огромными многотонными камнями.
Спаслись только те, кто был этой ночью в наряде.
Гервасий Васильевич демобилизовался, получил пенсию, запоздалое звание полковника, сдал райсовету квартиру в Лаврушинском и уехал в маленький среднеазиатский городок, недалеко от которого погибли его сын, его невестка, которую он никогда не видел, и его внук, которого он никогда не держал на руках…
И жизнь Гервасия Васильевича в этом городе была похожа на сонное, теплое умирание.
Так Гервасий Васильевич жил больше года. Снимал комнату с верандой, готовил себе завтраки, где-то обедал, что-то припасал на ужин, а по вечерам пытался вникнуть в веселую и бессвязную болтовню хозяина дома – старого Кенжетая Абдукаримова.
Сын наклонился к руке Гервасия Васильевича, прижался к ней щекой и раскрепощенно сказал:
– У нас будет ребенок…
Он нахмурил брови, поднял глаза в законченное сферическое вокзальное перекрытие, подсчитал, шевеля губами, и добавил:
– Через шесть месяцев.
– Я приеду к тебе, – быстро сказал Гервасий Васильевич. – Я обязательно к вам приеду. Ты мне только пиши! Только пиши!..
…Они погибли все трое. Сын, жена сына и их ребенок. Сель – грязекаменный поток – вырвался из-под сверкающих ледников и с диким грохотом понесся вниз, унося с собой громадные горные валуны, стирающие с лица земли все на своем пути. Это было весенней ночью, когда на вершинах начали таять снега, и от крохотного военного городка осталась только трехметровая, уродливо застывшая кора грязи, вспученная огромными многотонными камнями.
Спаслись только те, кто был этой ночью в наряде.
Гервасий Васильевич демобилизовался, получил пенсию, запоздалое звание полковника, сдал райсовету квартиру в Лаврушинском и уехал в маленький среднеазиатский городок, недалеко от которого погибли его сын, его невестка, которую он никогда не видел, и его внук, которого он никогда не держал на руках…
И жизнь Гервасия Васильевича в этом городе была похожа на сонное, теплое умирание.
Так Гервасий Васильевич жил больше года. Снимал комнату с верандой, готовил себе завтраки, где-то обедал, что-то припасал на ужин, а по вечерам пытался вникнуть в веселую и бессвязную болтовню хозяина дома – старого Кенжетая Абдукаримова.