Волга впадает в Гудзон   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

Водитель Томилина при виде эскорта привычно завел движок, и это было кажется, последнее, что зафиксировало сознание Всеволода Ивановича перед разразившимся на его глазах кошмаром…

Взрыв, как запомнилось ему, прогремевший на какой-то почти ультразвуковой, запредельной по громкости частоте, раздался в тот момент, когда серебристый «лендровер», тоже вслед за джипом медленно, достиг мостика. Не верящий своим глазам Томилин с замершим сердцем, в остановившемся времени и сгустившемся пространстве видел, как неестественно медленно начали вначале рассыпаться в мельчайшие осколки передние стекла мансуровской машины, как под комьями вздыбившейся выше верхушек леса земли и сам «лендровер» словно разломился (или выгнулся?) надвое, потом почти мгновенно смешалось все: земля, черно-серые клубы дыма, закрывшие от окаменевшего на месте Томилина и машину, и лес, и мостик, и трассу, и сквозь эту мешанину грязи, грохота, явственно прорывающегося сквозь них отчаянного женского визга, пробился еще один жуткий, смертоносный звук — автоматная очередь, одна… вторая.

Следующее, что понял и осознал Томилин, — свой собственный крик и то, что он, задыхаясь, не мчится даже, а летит туда, в сторону все еще осыпающейся с неба земли, опережая собственного охранника, видя перед собой пятнистые спины высыпавших из первого джипа ребят Мансурова. На какое-то мгновение сердце все-таки подвело его, потому что в лицо Всеволоду Ивановичу словно выплеснулась чаша с тьмой, а когда он отряхнул с себя ее липкие, пахнущие гарью брызги, понял, что находится в крепких объятиях своего охранника, и тут же попытался вырваться:

— Виктор, пус-ст-ти, — то ли прошипел, то ли прохрипел Томилин, но железная хватка Виктора сделалась еще жестче.