JК
Торопун-Карапун и тайны моего детства :: Балл Георгий
Страница: 10 из 138За забором загремела железная цепь, заскрипела проволока, и рычание перешло в глухой лай.
- В этом доме, - сказал я. - Видишь, где сарай.
- Ага, - проговорил Витя, стуча зубами от холода.
- Так оно и должно быть, - сказал я и, глядя на дрожащего Витьку, сам костенея от холода, объяснил: - Эта собака должна охранять вход в подземелье.
- Давай придем сюда завтра, - сказал Витя. - А сейчас пойдем на вокзал, погреемся.
- Пойдем, - согласился я.
В вокзал нас не хотели сначала пускать, но Витька сказал, что мы отстали от поезда, и дяденька нас пропустил. В зале ожидания было трудно пройти между скамейками, чемоданами и спящими людьми.
Витя вдруг поднял голову и тоненько запел:
- "Помню городок провинциа-а-альный..."
- Ты чего? - испугался я и дернул его за рукав. - Замолчи.
- Дурак, хлеба надо просить, - и опять запел: - "Тихий, захолустный и печа-альный..."
У Вити было очень худое лицо и жалобный голос, и сразу какая-то тетка, до глаз закутанная платком, поднялась с чемодана, пошарила в кармане широкого плаща, что-то там отломила и подала нам кусочек черного хлеба. И еще дали ломоть. И еще. А молоденький солдат протянул кусок сала. Витька пел, а я брал эти куски, собирал их и видел только руки, только руки дающие, а на липа не глядел. Мне было стыдно за себя, а еще больше за Витьку, за этот его тонкий голос. Потом я взглянул на него и тогда увидел его глаза. Его далекие и строгие глаза, когда он пел.
- В этом доме, - сказал я. - Видишь, где сарай.
- Ага, - проговорил Витя, стуча зубами от холода.
- Так оно и должно быть, - сказал я и, глядя на дрожащего Витьку, сам костенея от холода, объяснил: - Эта собака должна охранять вход в подземелье.
- Давай придем сюда завтра, - сказал Витя. - А сейчас пойдем на вокзал, погреемся.
- Пойдем, - согласился я.
В вокзал нас не хотели сначала пускать, но Витька сказал, что мы отстали от поезда, и дяденька нас пропустил. В зале ожидания было трудно пройти между скамейками, чемоданами и спящими людьми.
Витя вдруг поднял голову и тоненько запел:
- "Помню городок провинциа-а-альный..."
- Ты чего? - испугался я и дернул его за рукав. - Замолчи.
- Дурак, хлеба надо просить, - и опять запел: - "Тихий, захолустный и печа-альный..."
У Вити было очень худое лицо и жалобный голос, и сразу какая-то тетка, до глаз закутанная платком, поднялась с чемодана, пошарила в кармане широкого плаща, что-то там отломила и подала нам кусочек черного хлеба. И еще дали ломоть. И еще. А молоденький солдат протянул кусок сала. Витька пел, а я брал эти куски, собирал их и видел только руки, только руки дающие, а на липа не глядел. Мне было стыдно за себя, а еще больше за Витьку, за этот его тонкий голос. Потом я взглянул на него и тогда увидел его глаза. Его далекие и строгие глаза, когда он пел.